ПО КОМ ЗВОНЯТ БОРОВСКИЕ КОЛОКОЛА
Сайт Владимира Овчинникова
ЖЕРТВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ТЕРРОРА
РЕКРУТЫ ТРУДАРМИИ ЮРЬЕВЫ
В основу этой публикации положены воспоминания Марии Ивановны Юрьевой-Шустовой, проживающей в Боровске на ул. Берникова. Также использованы рассказы её мамы и Зиновия Ипатовича Юрьева, архивные документы. Подготовил публикацию Замятин Александр Юрьевич, двоюродный внучатый племянник Марии Ивановны.
Родители Марии Ивановны, отец Иван Фёдорович Юрьев (1886 – 1937) и мама Мария Петровна Берникова (1898 – 1967), родились в Боровске. Там же в 1927 году появилась на свет Мария Ивановна. Дедушку по линии Юрьевых звали Фёдор Иванович (1856 – 1933). Имя, отчество и годы рождения и смерти бабушки, к сожалению, память не сохранила. В Боровске старшее поколение Юрьевых проживало недалеко от церкви Бориса и Глеба. До революции 1917-го года принадлежали к мещанскому сословию (сохранилось удостоверение, выданное Федору Ивановичу в 1905-м году боровским мещанским старостой). Вероисповедание семьи – старообрядческое, относились к 2-й старообрядческой Общине противоокружного толка. С момента окончания строительства в 1912-м году Покровского Старообрядческого храма 2-й Общины на Троицкой улице были его прихожанами.
Изначально семья Юрьевых проживала в Боровске. В разных местах арендовали землю для выращивания огурцов с целью последующей продажи их в Петербурге, затем в Ленинграде. Позднее все братья и их отец, Фёдор Иванович, стали жить в селе Лаптево Тульского района Московской области (в 1965-м году село переименовано в город Ясногорск Тульской области).
В семье был культ образования. Имелось большое количество книг. Некоторые из них – на старославянском языке в кожаных переплетах. Эти книги Федор Иванович повелел положить в могилу вместе с ним. Из дореволюционных увлечений следует отметить голубей и петушиные бои. За одним из петухов Федор Иванович ездил даже в Нидерланды. Бог наградил бабушку и дедушку Марии Ивановны только сыновьями. Их было восемь (все уроженцы Боровска): Иван – отец Марии Ивановны, Ипат (год рождения 1888), Иосиф (1891), Филипп (1892), Василий (1894), Степан (1895), Родион (1902) и Григорий (1905).
Мама Марии Ивановны рассказывала, что в семье бабушки и дедушки Юрьевых мальчиков с раннего детства приучали к разнообразному труду. Ребята выполняли по дому не только «мужские», но и «женские» обязанности. Им приходилось самим вязать, штопать, даже вышивать, поскольку бабушка едва справлялась с подготовкой еды для такой «оравы» мужиков, да с уборкой по дому.
В ту далекую старину большое значение придавалось красоте нательного и постельного белья. По белью судили о достоинствах хозяйки. Не отделанное вышивкой или мережкой белье на речке полоскать было стыдно перед людьми. А вышивкой бабушке заниматься было некогда при такой большой семье. Хорошо бы успеть носки связать (8 пар, да девятые себе), а еще надо вести хозяйство, огород. Вот и приучались сыновья даже к рукоделию.
Саму Марию Ивановну шить, вязать и вышивать учил отец. Поэтому она собственноручно «обшивала и обвязывала» своих детей, мужа, себя, а впоследствии и внуков. Когда все успевала, удивляется сама. «Бывало, до пяти вечера занята на работе, а прибежишь с работы – хозяйство. И свиней, и кроликов, и нутрий «держали». Огород имели 15 соток. Земля вся была обработана. А еще были пчелы. Этим и жили».
Иван Фёдорович Юрьев (сидит с тростью) с братьями, отсутствует только Степан. Тула, 3 мая 1916 года.
О братьях Юрьевых мама Марии Ивановны Мария Петровна отзывалась как о «фартовых» ребятах. Когда шли гулять, сапоги начищали до блеска и зеркального отражения, а стрелки на брюках доводили до такого состояния, что казалось, о них можно обрезаться. Все были красивые – как на подбор. А главное, были образованы, умны и очень приятны в общении. Одно слово – золотая молодежь тогдашнего Боровска.
В Германскую войну Иван Фёдорович служил в кавалерии. Был ранен, за совершенные подвиги награжден несколькими Георгиевскими крестами. Воевали и все братья, кроме Родиона, Григория и Иосифа. Родион и Григорий «не подходили» по возрасту, а у Иосифа была инвалидность.
Иван Юрьев, каптенармус I-го эскадрона 6-го драгунского Глуховского Императрицы Екатерины Великой полка Русской Императорской армии. 1912 г.Иван Федорович Юрьев был хорошо знаком с семьей Льва Николаевича Толстого. Даже бывал у него в доме на приемах. Со второй половины 1918-го года на территории Тульской губернии была введена продразверстка, завершившаяся в марте 1921-го года. Младшая дочь Льва Николаевича, Александра Львовна, рассказывая в своём романе «Дочь» о событиях 1919-го года, упоминает о продотряде, контролировавшем станцию Лаптево, рядом с которой в тот момент у братьев Юрьевых были земли для посадки овощей. Вот этот эпизод из романа:
«… Я везла муку, и только это меня волновало. На станции Лаптево всегда свирепствовал реквизиционный отряд, отнимал продовольствие. А если отнимут муку, придется в Москве на полфунте хлеба в день сидеть, да и тот пополам с мякиной.
Мои товарищи пассажиры также волновались. Некоторые из них разрывали ямы в угле и прятали туда мешки с мукой.
Я чувствовала страшную усталость, да и противно было прятать, скрывать: что будет, то будет. Тяжелые вагоны катились, погромыхивая колесами, но вдруг поезд замедлил ход, застучали друг о друга буфера, заскрипели колеса, и поезд остановился.
- Вон они, дьяволы, у третьего вагона... так и есть, отряд, – шептали кругом.
Не успели мы оглянуться, как солдаты в остроконечных шапках, волоча по земле винтовки, подходили к нашему вагону.
Молча, с нескрываемой злобой они принялись штыками раскапывать уголь и вытаскивать мешки с крупой и мукой.
Кричали мужчины, женщины плакали, ничего не помогало: солдаты безжалостно кидали мешки на платформу. Люди бежали за солдатами, все еще надеясь получить свое добро обратно.
- Христа ради, товарищи, отдайте мне мой хлеб! Больная жена, дети у меня в Серпухове, две недели за хлебом проездил. Погляди на меня – замучился, обносился, отощал, обовшивел весь. Думал – приеду, хоть семью от голодной смерти спасу... Сжальтесь, товарищи!...
- Свиньи, собаки проклятые! Сатанинское отродье! – кричал другой. Разорили, сволочи!
- Но помните, не пройдет вам это даром! Не избежать вам суда Господня! Скоты бездушные!
- Аль в тюрьму захотел?! – гаркнул на него солдат. – Сейчас арестую.
Я сидела на своем мешке с мукой и наблюдала. Чемодан и другой мешок лежали возле меня. Солдат штыком стал разрывать уголь вокруг меня.
- Не трудитесь, товарищ, – говорю, – я ничего не прятала, здесь все.
- Что везете, гражданка?
- Муку, крупу, картошку и сало.
- На продажу?
- Нет, для себя.
- А ну ее к черту! – обругал солдат неизвестно кого и отвернулся. Я была спасена. Правда, были еще реквизиционные отряды в Москве, в центральном багажном отделении, но пассажиры надеялись, что поезд остановится, не доезжая до Москвы»…
За несколько лет до начала коллективизации, в 1925-м году, по тогдашним меркам зажиточное хозяйство Фёдор Иванович (ему было 69 лет) разделил по сыновьям. На каждого брата приходилось около 0,5 десятины земли.
Женился Иван Федорович поздно, в 39 лет. Сложилось так, что из-за несчастной первой любви «дал обет безбрачия». Его жена Мария Петровна была на 12 лет моложе.
В 1926 году в семье Ивана Федоровича родились сыновья-близнецы – Саша и Пака. В 1927-м Саша умер. 17 января 1928-го года родилась дочь Мария.
В период НЭПа семьям братьев Юрьевых удалось значительно укрепить свои хозяйства, обзавестись скотом и инвентарем. Так, Иван Федорович приобрел плуг, лошадь. К 1931 году братья выстроили в Лаптево новые дома.
Хотя в семье Ивана Фёдоровича и приходилось по одной лошадиной ноге на едока, но этого оказалось достаточно, чтобы «подвести» его в 1931-м году под раскулачивание. О готовившемся раскулачивании знакомые и родственники предупреждали, советовали уехать. Иван Фёдорович на это отвечал: «Я из своего дома не побегу. Куда я поеду? Здесь семья, дом, земля. А перед Советской властью я чист». Мария Петровна (мама Марии Ивановны) рассказывала: «Когда его и других взяли, бабы пошли узнать, что да как. Свидание разрешили. Иван уже понял, что дела плохи, что нас ждет ссылка. Он попросил меня: «Работать везут. Возьми перину, чтобы было на чем отдохнуть. Возьми самовар, чтобы можно было чаю напиться, да согреться. А еще возьми утюг – от вшей спасаться. А дальше – на твое усмотрение». Летом 1931 года были административно переселены (то есть - пожизненно сосланы) в город Сталинск Новосибирской (ныне Кемеровской) области многие лаптевские семьи. Под раскулачивание попали пять братьев Юрьевых: Иван, Ипат, Иосиф, Василий и Степан (с семьями). Дед, Фёдор Иванович, под раскулачивание «не попал», но принял решение уехать… умирать. Через два года, на 77-м году жизни, его не стало…
Мужчин и женщин отправляли в Сибирь в вагонах-телятниках раздельно. Мужчинам был выделен один эшелон, женщинам с детьми – другой. Вещей разрешили взять по 30 килограммов. Воспоминания Зиновия Ипатовича о раскулачивании в Лаптево: «Подъехали подводы. Двое вооруженных. «Грузитесь и уматывайте». Привезли в пакгауз на станции. Ворота закрыли. Охрану поставили. Подогнали телячьи вагоны. Ехали около двух недель. У матерей дети плакали…Когда «грузили» мужчин, женщины подняли крик. На это им сказали: «Готовьтесь, тоже поедете». Куда людей везли, никто не говорил. Ехали очень долго, в тесноте. Брат Марии Ивановны никак не мог ходить в вагонный туалет (парашу). Говорил: «Боюсь, люди видят».
Когда прибыли «на место» (на берег реки Томи) и выгрузились, последовала команда: «Ищите всех своих, они здесь». В тот же день дали каждому по лопате и лому со словами: «Ройте себе землянки и поглубже, зимы здесь холодные». Братья привезли с собой палатку, в ней первое время и жили на берегу Томи. В ту пору «стояла» сильная жара. Дети спасались от неё в реке. Сделали одну землянку на всех. У Ивана Федоровича было двое детей, да еще семеро – у Ипата и двое – у Степана. Жить было очень трудно, есть нечего. Ходили по деревням, меняли привезенные вещи на продукты, молоко. Потом стали обрабатывать свои участки, сажать картошку, овощи.
Так прожили два года. Работали на строительстве гиганта индустрии – Кузнецкого металлургического комбината (КМК). Первоначально Иван, Ипат и Степан были направлены землекопами на строительство водопровода для КМК. Василию было поручено создание сельхозартели, в которой он получил должность агронома. Яков, старший сын Ипата (год рождения 1914), устроился слесарем в один из цехов КМК. Его сестра Анна (1916) получила должность счетовода в отделе снабжения КМК. Павел, четырехлетний брат Марии Ивановны, переселения не выдержал; умер в 1932-м году.
СТРОИТЕЛЬСТВО КУЗНЕЦКОГО МЕТАЛЛУРГИЧСКОГО КОМБИНАТА
«…На стройке работали комсомольцы. Они знали, что они делают: они строили гигант. Рядом с ними работали раскулаченные. Их привезли издалека: это были рязанские и тульские мужики. Их привезли с семьями, и они не знали, зачем их привезли. Они ехали десять суток. Потом поезд остановился. Над рекой был холм. Им сказали, что они будут жить здесь. Кричали грудные дети, и женщины совали им синеватые тощие груди.
Они были похожи на погорельцев. Называли их «спецпереселенцами». Они начали рыть землю: они строили земляные бараки. В бараках было тесно и темно. Утром люди шли на работу. Вечером они возвращались. Кричали дети, и все так же измученные бабы приговаривали: «Нишкни!».
(И.Эренбург, «День второй»)
В первый пятилетний план развития народного хозяйства СССР (1929-1933) было включено строительство нового металлургического предприятия в Западной Сибири. В апреле 1929-го года ВСНХ СССР утвердил предварительный проект Кузнецкого комбината; предусматривалось сооружение четырёх домен, сталеплавильного и прокатного цехов, нескольких коксовых батарей, мощной электростанции.
Иностранные специалисты, приглашенные в качестве консультантов, просто были уверены, что с "лапотной публикой", которая не то, что домен, но и вообще машин в глаза не видела, построить современный металлургический завод невозможно. Но эти рабочие, вчерашние крестьяне, в рекордно короткий срок - всего за тысячу дней, построили первый в Сибири гигант черной металлургии.
Котлован под первую доменную печь начали копать в апреле 1930-го года, а уже 3 апреля 1932-го года был получен первый кузнецкий чугун. 19 сентября 1932-го года вошла в строй первая мартеновская печь, и страну облетела весть: «Есть первая кузнецкая сталь!». 30 декабря на рельсобалочном стане были прокатаны первые рельсы. Металлургический цикл был полностью замкнут всего за один год, что до сих пор является беспрецедентным случаем в мировой практике.
Вид Кузнецкого металлургического комбината в 1933-м году
ГУЛАГ в Кузбассе открылся в 1931-м году тылоополченцами. Юношей призывного возраста собирали из семей «чуждых» элементов со всего Западно-Сибирского края и от правляли под конвоем на бессрочные работы на строительство металлургического комбината, в горнодобывающую и лесную отрасли промышленности.
Значительную часть рабочей силы Кузнецкстроя составили спецпереселенцы из Московской области. Изначально предполагалось, что работать «эти кулаки будут как вольные, но находиться за проволочными ограждениями», с оплатой без коэффициента бытовых условий, то есть на 30 % ниже, чем у вольнонаемных.
7 июля 1931-го года заместитель Председателя ОГПУ Г. Ягода направил в адрес ОГПУ Запсибкрая меморандум, к котором сообщалось, что «в течение июля и первой половины августа в Запсибкрай будет завезено 10 000 семей кулаков». При этом указывалось: «из Московской области – 5000 семей (из них 2800 семей вместе с трудоспособными главами мужчинами и 2200 семей без глав, их главы – осужденные кулаки – будут доставлены из Акмолинска), отправляемых с 20 июня по 1 августа, - всех передать Кузнецкстрою». 10 июля 1931-го года «Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о спецпереселенцах, выселяемых по заявкам организаций» № 51 утвердило количество переселяемых кулаков; в том числе, в соответствии с заявкой Востокстали пять тысяч семей спецпереселенцев из Московской области должны были поступить с 20 июля по 1 августа 1931 года в распоряжение Кузнецкстроя. Особое внимание на себя обращает название этого постановления…
Согласно сведениям о дислокации комендатур СИБЛага и численности в них спецпереселенцев на декабрь 1932-го года в Кузнецкой районной комендатуре состояло на учете 26719 спецпереселенцев, из них: мужчин – 9353, женщин – 7406, детей до 12 лет – 7644, подростков 12-16 лет – 2316.
В информационной справке СИБЛага ОГПУ от марта 1932-го года указана средняя заработная плата в месяц по Кузнецкстрою в размере 78 руб. 72 коп., в том числе: землекопы от 68,75 руб., плотники – 58,50 руб., каменщики – 141,75 коп, печники – 125 руб, пильщики – 91,75 руб, добыча глин – 98, 25 руб.
В этом же документе записано, что Кузнецкстрой имеет 160 землянок на 4047 семей. На человека приходится 2,1 кв. м при норме 2,3 кв. м. «Прочее жилстроительство (больницы, школы и т.п.) за два месяца не сдвинуто с места».
Следует отметить, что СИБЛаг имел прямую экономическую заинтересованность в рациональном использовании труда спецпереселенцев – с заработка последних в пользу СИБЛага отчислялось от 15 % (осень 1931-го года). С 1932-го года отчисления были снижены до 5 %.
В 1933-м году в семью Ивана Фёдоровича приходят какие-то люди и говорят: «Собирайтесь, мы вас переселяем в другую местность». Куда – не известно. Мария Петровна (жена И.Ф.) была очень больна. Глотая слезы, вопрошала: «Почему нас одних?». Привезли их в Новосибирскую область в спецсовхоз Лаптево. По иронии судьбы из тульского Лаптево увезли, а привезли в новосибирское Лаптево. Это спецпоселение в системе ХОЗУ НКВД еще имело название «С/х Тулинский-2». Оно располагалось в 10 – 15 километрах от Новосибирска. Поселили семью в барак, расположенный вдали от деревни. Барак был «рассчитан» на 10 семей с детьми. Каждой из них дали по две каморки. Жили рядом с такими же ссыльными. И жили, к слову, дружно. Соседи никогда не ругались друг с другом, старались помогать друг другу. Общая беда объединила людей. Как-то зашёл в барак директор совхоза, а дети орут. Спрашивает: «В чем дело, почему они все плачут?». В ответ услышал: «Есть хотят. Кормить нечем». Директор оказался хорошим, душевным человеком, «организовал» детям молоко.
Ивану Фёдоровичу пришлось поменять несколько работ. Был, в том числе, кладовщиком на бойне. По жизни он очень строгим был, любил порядок во всём. Иван Фёдорович и Мария Петровна были глубоко верующими людьми. Мария Ивановна помнит, что ее отец «носил» красивую окладистую бороду. Дело в том, что по старообрядческой вере у мужчин должна быть борода. Иван Фёдорович очень ценил чистоту и порядок в доме, гигиене уделял много внимания. С детьми занимался много.
Несмотря на все тяготы и болезнь, в 1933-м году Мария Петровна родила сына Виктора. Мария. Петровна хлопотала по хозяйству и на детей оставалось очень мало времени. К тому же она болела из-за постоянных переживаний. Но, несмотря на это, семья обзавелась хозяйством, приобрела телочку, кур, участок земли. Стали выращивать картофель.
Марии Ивановне вспомнились несколько случаев из своего «новосибирского» детства. Первый случай. Ей было около 10 лет, а ее брату Виктору около 5 лет. Однажды сестра забрала братика из детского садика, т. к. он там сильно плакал. По дороге домой Витька упал в грязь, «вымазав» все штанишки и пальто. Маша, конечно, испугалась, что достанется от мамы. Кое-как плачущего Витьку «доставила» до крыльца дома. Вспомнила, что высохшую грязь можно отчистить. Дала задание братику лежать на крылечке под солнышком (была весна) до тех пор, пока не высохнет одежда. Виктор лежал смирно, а потом и уснул. Пока спал, грязь высохла. Сестричка «оттерла» грязь и прогуливалась с братиком около дома. Их мама, Мария Петровна, пришла с работы и удивилась: «Маша, ты что, переодела Витю? Люди сказали, он упал в грязь и весь вымазался». Маша пояснила, что сначала на солнышке грязь была высушена, а затем удалена. Мама похвалила девочку за находчивость, а девочку переполняла гордость от маминой похвалы.
Второй случай. Однажды набрали в колхозном поле капусты. Наелись «от пуза». А что съесть не смогли, Маша засолила в кастрюльке – выбросить было жалко. Кастрюлю поставила под сундук. Через некоторое время мама «хватилась» кастрюли, стала ее искать. «Она под сундуком стоит, я капусту в ней засолила» – говорит Маша, а сама боится, что ее отругают. Капуста-то чужая. А мама не только не отругала, наоборот, похвалила за то, что засолила капусту, сказав: «Вот и ужин у нас есть». Видимо, не поняла, откуда взялась капуста. Семья ела картофель с квашеной капустой, а Маша опять собой гордилась и очень.
Третий случай. Мария Петровна учила с Машей урок по русскому языку, который Маше никак «не давался». Девочка постоянно «вертелась». То нога у нее зачешется, то захочется ей пить, то посмотреть на пролетающую птичку. У мамы лопнуло терпение, и она дала дочке «подзатыльник». Это увидел входящий в комнату отец. Он резко выговорил матери, сказал, что детей тумаками не учат. Маша демонстративно размазывала слезы по щекам и удовлетворенно думала: «Так тебе, мама, и надо. Будешь знать, как драться». Но это был единственный случай, когда Иван Фёдорович в присутствии детей повысил голос на свою жену и мать детей. Однажды Маша спросила отца: «Вокруг все ругаются. Почему ты этого не делаешь?». В ответ услышала: «Ругаются те, у кого голова не может составить умную речь».
В целом в семье Ивана Фёдоровича и Марии Петровны детям было очень спокойно и комфортно. Мария Ивановна не помнит, чтобы родители когда-нибудь ссорились или громко, грубо и резко одергивали детей. Все было мирно, спокойно. Мария Ивановна подчеркивает, что особенно осознаешь цену этому покою сейчас, когда понимаешь, каково было родителям после раскулачивания, ссылки, похорон детей, вечных нехваток, страха за себя и детей. Запомнилось Марии Ивановне, как отец волновался за своих детей. Она говорит: «Сядет и гладит нас по голове. Особенно переживал отец за сына Виктора – мал еще. Часто говорил об этом жене. Видимо чувствовал, что вырастить детей ему не дадут».
Одно время в Новосибирске Иван Фёдорович работал на бойне. Это считалось престижным делом, да и семья была с мясом. Однажды «забивал» корову, а она оказалась зараженной сибирской язвой. Его тут же забрали в лазарет и держали там две недели. Мария Петровна все дни плакала. Говорила, если он тоже заболеет, его тут же убьют. На этот раз все обошлось. Иван Фёдорович не заболел. У него, к счастью, на руках не было ни одной царапины. Через две недели он пришел домой.
Так семья жила до 1937-го года. В начале года Ивана Фёдоровича обвинили в бездействии и отсутствии учета отпускаемых продуктов. В результате он был осужден на шесть месяцев исправительных работ и переведен со склада бойни в разнорабочие. Знал или чувствовал Иван Фёдорович, что этим дело не кончится, доподлинно не известно. Можно предположить, что знал, поскольку предложил срочно сфотографироваться всей семьей.
30 июля 1937-го года нарком внутренних дел Н.И.Ежов подписал приказ № 00447, предписывающий с 5 августа 1937-го начать репрессии в отношении бывших кулаков. В соответствии с этим приказом в Западно-Сибирском крае 5000 человек должны были быть приговорены к ВМН-расстрелу и 12000 человек – к лагерным и тюремным срокам в 8-10 лет. Следствие предписывалось проводить ускоренно и в упрощенном порядке. Операция должна была быть закончена в четырехмесячный срок. Приказом был утвержден состав «тройки» УНКВД по Западно-Сибирскому краю: председатель – начальник УНКВД С.Н. Миронов, члены – секретарь крайкома Р.И. Эйхе и прокурор края И.И. Барков.
В декабре 1937 года в одну из ночей жители барака проснулись от крика и плача женщин и детей. По бараку ходили незнакомые люди. Всем жильцам было очень страшно. Трое с наганами, скомандовали: «Собирайтесь, ничего не берите, вам ничего не понадобится. Из восьми семей увели мужчин. Через три дня женщины поехали узнать, в чем дело. Их грубо прогнали: «Больше не приходите, вам свидания не положены». Объяснений – никаких. Никто из мужчин не вернулся в семью.
Аресты были произведены накануне Дня Конституции, 3 декабря. Согласно уголовному делу, Ивана Федоровича допрашивали дважды 4 декабря. Во втором протоколе записано, что обвиняемый признал свою вину. Она заключалась в членстве в контрреволюционной кадетско-монархической организации «Союз спасения России», созданной по заданию зарубежной белогвардейской организации «Российский Обще-Воинский Союз» (Примечание. Название следователи НКВД исказили: РОВС – Русский Обще-Воинский Союз).
Всего по делу проходило 28 человек. 7 декабря 1937-го года состоялось заседание «тройки». Она вынесла приговор по статям 58-2 и 59-11 УК РСФСР – В.М.Н., что означало – расстрел. Руководил УНКВД в то время печально известный своим «стахановским» подходом майор госбезопасности Г. Ф. Горбач. Позднее все причастные к вынесению приговора были расстреляны; Горбач – в 1939-м, Эйхе и Барков – в 1940-м. Начавший операцию в июле 1937-го года Миронов расстрелян также в 1940-м.
Приговор относительно Ивана Фёдоровича был приведен в исполнение 17 декабря 1937-го года. По действующим тогда правилам, приговоры не оглашались и заключенные так и не узнавали об их содержании. Информация о месте погребения тела Ивана Фёдоровича в архивном деле УФСБ по Новосибирской области отсутствует…
После его ареста и расстрела семья продолжала жить в совхозе. Вскоре Мария Петровна сильно заболела. Ей назначили третью группу инвалидности, выдали паспорт и предложили выехать из спецпоселения на иждивение к родственникам. 20 ноября 1939-го года Мария Петровна перевезла семью в Боровск. Здесь жила ее сестра.
Из братьев Ивана Фёдоровича из ссылки вернулся лишь Иосиф. Остальные братья покоятся на разных кладбищах города Новокузнецка. Степан умер в 1936-м, Ипат в 1942-м, Василий в 1949-м.
Памятники жертвам политических репрессий в Новосибирске и Новокузнецке.Памятники жертвам политических репрессий в Новосибирске и Новокузнецке.Яков, старший сын Ипата Фёдоровича, был арестован 19 декабря 1937-го. Незадолго до ареста, будучи мастером цеха гражданского строительства КМК, он получил комнату в коммунальной квартире. К несчастью, эта комната во многом и определила его дальнейшую судьбу. Соседка написала на Якова донос в НКВД; она призналась в этом перед самой смертью, сказав, что хотела таким образом получить его жилплощадь. Якова обвинили в том в том, что он «являлся участником шпионско-диверсионной организации, созданной японской разведкой на Кузнецком металлургическом комбинате, по заданию которой проводил шпионско-диверсионную подрывную работу». В протоколе допроса от 22 декабря 1937 года записано, что обвиняемый признал свою вину: «… Я проводил диверсионно-разведывательную работу в цехе гражданского строительства. В ноябре 1936 года мною был выведен из строя фрезерный станок… В феврале 1937 года мною был выведен из строя токарный станок… Я систематически давал сведения о ходе работы цеха гражданского строительства, о происходивших там авариях, о настроениях рабочих, их отношению к социалистической собственности…».
Всего в списке обвиняемых значилось двадцать семь человек. 20 января 1938 года нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов и прокурор СССР А.Я. Вышинский вынесли всем двадцати семи обвиняемым приговор по статьям 58-6-8-9-11 УК РСФСР; ВМН-расстрел. Яков Ипатович был расстрелян 7 февраля 1938 года; место расстрела и погребения неизвестно. Определением Военного трибунала Московского военного округа 16 сентября 1957 года Яков Ипатович был реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Началась Великая Отечественная война. Взрывной волной в окнах дома, в котором жили в Боровске Мария Петровна с детьми (на улице Берникова), выбило стекла. Вместо них устанавливали подушки. Дом был совсем «худой», поэтому прятались от бомбежек и обстрелов в бомбоубежище. Одно время жили на Советской улице в доме, расположенном рядом с горсоветом. В нем была выделена одна комната площадью 12 квадратных метров. Позднее вернулись на улицу Берникова.
После войны Мария Ивановна Юрьева решила учиться в Московском текстильном техникуме. Для того чтобы приняли в техникум, вынуждена была написать в графе анкеты «Социальное происхождение» – «из рабочих» (не из ссыльных переселенцев). Брат Виктор окончил сельскохозяйственный техникум в Боровске. Отработал по полученной специальности год и решил пойти в военное училище. Когда брал направление в военкомате, ему сказали: «Не пиши, что был ссыльным, не примут». Мария Ивановна вздыхает: «Так вот всё у нас и держится на лжи».
Яков Ипатович (сидит слева). Рядом Анна Ипатовна, стоит Александр Ипатович. 1937 г.12 марта 1957-го года определением Военного трибунала Сибирского военного округа № 237 Иван Фёдорович Юрьев был реабилитирован посмертно.
В справках о смерти Ивана Фёдоровича семье давали ложную информацию, что он умер от инфаркта 17 октября 1941-го года. В графе «Место смерти» в одной справке был прочерк, в другой записано: «В заключении».
Вранье особенно раздражает Марию Ивановну. Она не понимает: «Почему не писать, то, что было на самом деле». Понятно, что это отняло, в свое время, много нервов и сил и у Марии Петровны. Место похорон, как семья не пыталась узнать, ей так и не сообщили. О погибшем муже Мария Петровна говорила очень редко и мало. Просто не могла рассказывать, душили слезы. Так и не зажила эта рана до конца дней, саднила всю жизнь.
После получения информации о смерти Ивана Фёдоровича Мария Петровна заочно похоронила его на Боровском «Записном кладбище», сделав символический земляной холмик и исполнив необходимый обряд…
В 1958-м году семью навестили представители властей. Приехали они из Калуги со справкой о реабилитации Ивана Фёдоровича, даже какие-то деньги вручили. Мария Ивановна так отозвалась об этом событии: «Дело не в деньгах. Мне важно, что отца реабилитировали, официально признали, что он ни в чем не виноват».
Мария ИвановнаМария Ивановна 40 лет «отдала» фабрике «Красный Октябрь». Начинала она служить помощником мастера красильного цеха, потом перешла в отделочный цех. Завершала работу в лаборатории. Замуж вышла в возрасте 23 лет за боровчанина Николая Шустова. Родила двоих детей. Дочь Лидия и сын Павел появились на свет соответственно в 1953-м и 1958-м годах. Живут в Обнинске.
Семья «держала» корову, сама заготавливала сено на зиму. Дрова для печи тоже добывали сами. Трудились много, жизнь была очень трудной.
Много сил Мария Ивановна потратила на доказательство того, что она была репрессирована. «Ох, каким непростым делом это оказалось. Все наши ведомства никак не могли отыскать документы, на основании которых нас раскулачивали, конфисковали имущество. Только через суд с привлечением свидетелей добились правды, но сколько для этого пришлось обойти инстанций и помотать нервов!»
В заключение Мария Ивановна сокрушается: «Чего только не пришлось пережить. Много горя хлебнули мы от наших властей. Ладно, власть у нас неладная, а народ? Вместо того чтобы поддержать, норовят обидеть или оскорбить. Головы у многих до сих пор забиты пропагандой, что вокруг все враги народа. Немало по жизни было бросающих в лицо: «Вот вы, буржуйка такая, сякая,…».







РЕПРЕССИРОВАННЫЕ ЧЛЕНЫ СЕМЬИ ЮРЬЕВЫХ
Год рожд.Снят со спецучетаГод реабил.*Примечание
Юрьев Федор Иванович185619312009Умер в 1933
Юрьев Иван Федорович1886-1998**/1958Расстрелян в 1937
(Берникова) Мария Петровна189819391998Умерла в 1967
Павел1926-Умер в ссылке в 1932
Мария192719391998Живет в Боровске
Павел193219391998Родился в ссылке, умер в 2000
Юрьев Ипат Федорович1888-2008Умер в 1942
(Второва) Прасковья Филипповна189019502008Умерла в 1949
Яков19142008**/1957Расстрелян в 1938
Анна191619401993Умерла в 1980
Александр191919401993Погиб в 1970
Николай192219401993Умер в 1988
Зиновий192419411993Живет в Новокузнецке
Федор192719441993Умер в 2005
Сергей193019501993Умер в 1998
Юрьев Иосиф Федорович189119362009
(Новоселова) Аграфена Ивановна1903-2009
Юрьев Василий Федорович189419462009Умер в 1949
(Новоселова) Марфа Ив.189419462009Умерла в 1993
(Новосельцев) Алексей Владимирович192819452009Осиротел, был взят Вас. Фед. в семью и усыновлен в 1934. Умер в 2006
Юрьев Степан Федорович1885-1993Умер в 1936
(Козлова) Евдокия Степановна190519501993Умерла в 1990
Михаил1926н/д1993Умер в 2006
Надежда1928н/д1993Умерла в 1964
Александр193119501993Родился в ссылке, 1969
Николай1935н/д1993Родился в ссылке


*) для Шустовой (Юрьевой) Марии Ивановны и Юрьева Павла Ивановича - год признания пострадавшими от политических репрессий
**) год реабилитации по «раскулачиванию»
н/д – нет данных


ВСЕ МАТЕРИАЛЫ САЙТА ДОСТУПНЫ ПО ЛИЦЕНЗИИ: CREATIVE COMMONS ATTRIBUTION 4.0 INTERNATIONAL