Сайт Владимира Овчинникова

Рассказывает Валентина Петровна Попова (Краюшкина), 1927 г.р., проживающая в Боровске на ул. Наноева.
«Мне восемьдесят три года. В девичестве была Краюшкина. Родом из семьи, которая жила в деревне Маломахово. Семья была богатая, и члены ее были большими тружениками. Двоюродный брат моего дедушки, Кузьма Матвеевич Краюшкин, активно выступил против советской власти в восстании 1918 г., за это был приговорён к расстрелу.
В 1926 году большевики наше родовое гнездо разорили, всё отобрали. В 30-м году Краюшкины прослышали о начавшихся высылках. Тогда все они, не желая испытывать судьбу, бежали от ареста из Маломахово кто куда. Мой отец, Петр Антонович, устроился в Тишинке на фабрике, потом - в Боровске. Налаживал электростанцию на Трикотажке. Потом перебрался в Москву на изоляторный завод. С началом войны вместе с заводом эвакуировался в Красноярск.
Замуж я вышла за такого же, как и я, из семьи репрессированных, за Константина Федоровича Попова. Он с 1911-го года, на 16 лет старше меня. В его семье, где было десять детей, летом занимались огородничеством в Подмосковье. Там у них были парники, много ульев с пчелами. Зимой жили в большом красивом доме в Боровске на улице Мировой Коммуны (ныне ул. Мира). Боровчане называли этот дом «Зеленым». Дом национализировали, в нём долгое время размещалась гостиница завода «Вега».
В 30-е годы у Поповых отобрали всё и в Подмосковье, где у них тоже был дом, и в Боровске. Сослали в Казахстан. Там, в Голодной степи, они были заняты на строительстве арыков. Один сын там пропал. Тело не нашли. Видно, убили. Другой, Константин, – мой будущий муж, оттуда удрал. Ехал на товарняках. Грязный, оборванный, голодный приехал к сестре отца, которая жила в Наро-Фоминске.
В 1939 году Поповы вернулись на родину, в Боровск. Родственники, боясь наказания, их на порог не пустили. На улице Комсомольской (теперь Наноева) у одной женщины был дом и изба-развалюшечка. Вот там им и пришлось жить. Оттуда в июле 1941 года Костя пошел на фронт, а мою мать мобилизовали на трудфронт - на Климовском заводе снаряды делать. Мы без неё жили вдвоём с братом.
У отца не было камня за пазухой на Советскую власть, но под Смоленском он попал в плен на долгие четыре года. Четыре раза его приговаривали к виселице.
Освободили, как и других пленных, американцы. Откармливали, ведь были они кожа да кости. Предлагали поехать в Америку - отказался. Наши в Австрии его долго проверяли.
После войны я вышла замуж за Константина и жили мы в той развалюшечке на Комсомольской. Родила двоих детей: Надежду с 1948-го года и Константина в 50-ом. Страшное время было – голодное и всего боялись. В 50-е годы люди должны были делать доносы друг на друга. Сколько живу, очень боюсь голода. Тогда что ели? - Крапиву да щавель. Костя, когда ухаживал за мной, приносил на свидания то огурцы, то морковь. И теперь я остатки еды не выбрасываю, каждую крошку отдаю птичкам.
С 43-го года я работала в боровской типографии печатницей, училась в вечерней школе, работала в типографии в Москве, потом на фабрике «Красный Октябрь». Тогда я сильно заболела. Думала, что умираю, поэтому решила перед смертью с детьми сфотографироваться. Вот этот снимок. Но, слава Богу, осталась жива, пошла работать завхозом в детский сад № 2, что на Петра Шувалова. Муж умер в 60-е годы прошлого века. Мало пожил на белом свете.
И хотя после смерти Сталина были многие люди реабилитированы посмерт-но, памятники на территории бывшего Советского Союза стали ставить только после свержения первого президента нашей бывшей страны М.С.Горбачева. Мы, потомки репрессированных, помним трагедии наших дедов и отцов, мы не хотим этого повторения в будущем. Необходимо отдать долг памяти и поклонения тем, кто строил наш город, кто лежит в сырой боровской земле и тем, чьи могилы далеко отсюда, тем, кто еще жив и помнит. Это нужно не мертвым, это нужно живым.
Какая всё-таки интересная жизнь! Жаль годы уходят. Но мы ещё не сдаёмся! Дождусь весны – яблони расцветут».