Сайт Владимира Овчинникова

Виктор Фёдорович Боков, автор песен «На побывку едет….», «Оренбургский пуховый…», «Гляжу в поля ….», «На Мамаевом кургане ….», «Я назову тебя зоренькой» и др., начиная с 1948 года десять лет жил с семьёй в деревне Ильино, что в восьми километрах выше Пафнутьева монастыря по Истерме. Но об этом ниже.
В 1941-м году уже сложившимся поэтом Боков вступил в Союз писателей, а в 42-м призван в армию. Находясь в лагере курсантов-артиллеристов, по доносу сокурсника был арестован «за разговоры». Семь месяцев следствия и приговор: 5 лет лишения свободы по 58-й статье («антисоветская агитация и пропаганда»). Вместо фронта - отделение СибЛага – Сталинск (ныне г. Новокузнецк в Кемеровской области).

Я не жертва Ивана Грозного,
Мой казнитель был Джугашвили.
Ничего в моём деле серьёзного,
Но статью мне, однако, пришили!

Почти одновременно с Боковым в тот же лагерь попадает девушка с начальным медицинским образованием Евгения Сорокина. Будучи фельдшером Тарутинского врачебного пункта на местах прошедших боёв в окопах, она подбирала трофейные лекарства, и за высказывание с высокой оценкой качества упаковки медикаментов была арестована. Пять с половиной месяцев ожидания, и приговор: 5 лет лишения свободы. Почти полностью истощённую и морально, и физически, Евгению отправляют эшелоном в Сибирь. С работой повезло: в лагерной больнице вела приём с врачём-терапевтом.
Судьбе было угодно, чтобы в столь невероятных условиях Виктор и Евгения встретились. Ей тогда едва исполнилось 20, ему – 30 лет. Просто взглядами обменялись в начале 44-го года, дальше - общение через тайные записочки больше года, потом разрешённые свидания по пять минут в день. Волна неподдельных чувств окрыляла и давала силы выжить в тех условиях – когда сегодня ты жив, а завтра может случиться всё, что угодно. Весной 47-го Евгения родила дочь, назвали Таней.
По окончании лагерного срока Москва не приняла поэта, Союз писателей не заступился. Поселились за 101-ым километром от столицы - Боровский район, деревня Ильино. Только через 10 лет Боков получил разрешение вернуться в Москву.
В условиях абсолютного расчеловечивания Виктор Боков сохранил достоинство и написал много пронзительных антисталинских стихотворений, в лагере он заучивал их наизусть, на бумагу перенёс лишь после освобождения, а публиковать их у нас стали в начале 90-х. Восемь десятков стихотворений составили лирический цикл «Сибирское сидение», где «личное» совершенно определённо возводится автором в ранг общезначимого. Как художественное создание эпического размаха «Сибирское сидение» можно поставить в один ряд с такими произведениями современной литературы, как «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына и «Колымские рассказы» В. Шаламова.
«Я очень рано стал седым – писал поэт, - я очень поздно стал свободным». Однако с оценкой сущности «великого кормчего» он, вопреки всей мощи советского агитпропа, разобрался очень скоро и безошибочно.

ПИСЬМО СТАЛИНУ

Товарищ Сталин,
Слышишь ли ты нас?
Заламывают руки,
Бьют на следствии.
О том, что невиновных
Топчут в грязь,
Докладывают вам
На съездах и на сессиях?

Товарищ Сталин,
Камни говорят
И плачут, видя
Наше замерзание.
Вы сами были в ссылках,
Но навряд
Вас угнетало
Так самодержавие.

Товарищ Сталин,
Заходи в барак,
Окинь суровым взглядом
Нары длинные.
Тебе доложат,
Что я подлый враг,
Но ты взгляни
В глаза мои невинные.

Я — весь Россия!
Весь, как сноп, дымлюсь,
Зияю телом,
Грубым и задубленным.
Но я еще когда-нибудь явлюсь.
Чтобы сказать
От имени загубленных.

Ты прячешься,
Ты трусишь,
Ты нейдешь,
И без тебя бегут в Сибирь
Составы скорые.
Так, значит, ты, Верховный,
Тоже ложь,
А ложь подсудна,
Ей судья — история!

* * *
……………………………
Он меня сажал на хлеб и воду,
Как мешки с зерном – считал у вахты,
Для меня держал собак-овчарок,
Шил бушлаты и кроил портянки
Из худой и грубой мешковины.
Он давал баланду мне бесплатно.
Как я плакал, как я сокрушался.
Как хотел убить вождя народов!
Не случилось, я не стал убийцей,
Потому что сам отец народов
Опочил и отошёл навеки.
………………………………..
(«Без рифмы»)

* * *
………………………….
Ни Ульянова,
Ни Желябова
Против нынешнего царя.
Укокошить бы чёрта
рябого
И немедля закрыть
лагеря.
………………………………..
(«Выдали хлеб…»)

* * *

Что мы припомним внукам своим,
Кроме позора и виноватости?
Каждый из нас был часовым
Собственной трусости, собственной жалкости.

Жили, работали в поте лица,
Под гениальным водительством идола.
И, как консервы, портилися,
Нравственно глохли и инвалидели
……………………………………
(«Что мы припомним внукам своим…»)

* * *

Я Сталина просил, как бога,
С печалью гневною в глазах:
- Товарищ Сталин, вся дорога
И вся Сибирь насквозь в слезах!..

Не слышал он меня, однако,
Мой голос глох среди степей.
Ко мне добрей была собака,
Чем он, хозяин всех степей.

Меня, как и других невинных,
Бросала жизнь под жернова.
Где я сидел следов не видно –
Бушует буйная трава.

Но это не трава забвенья,
Что царствует в седой степи.
История! Какие звенья
Запаяны в твоей цепи!
(«Я Сталина просил как бога…»)

* * *
……………………
Какие злодеяния
Творил великий кормчий,
С какими идеалами
Предательски покончил.

Печаль невыносимая!
Кто оправдает это?
Нет праведника сильного
И нет авторитета!
(«Я перенёс репрессию…»)

ОШИБКА

- ОШИБКА СТАЛИНА… - услышал в разговоре,
И выступила ярость на губе.
Так был я откровенно недоволен,
Что встал и вышел из купе.

Разбой,
Террор,
Диктаторство – ошибка?
Побойтесь Бога!
Зло есть только зло!
Слетела с моего лица улыбка –
Сидел и я! И мне не повезло!

* * *
…………………………
Знал я лагерь, конвой, тюрьму,
Еле-еле ушёл от пули.
Это было мне не по уму.
Не по вольной моей натуре.

Так я думал, спускаясь вниз,
Экскалатор в метро исправен.
Кто-то крикнул мне громко: «Вернись!»
Оглянулся, а сзади – Сталин!..

На портрете, в газете он,
Раньше видел я на Мавзолее.
Что убить мне его не пришлось,
До сих пор, до сих пор жалею!
(«Вот и прожил я эту жизнь…»)

В 2012-м и 2013 годах в Боровском районе состоялись первые литературно-музыкальные фестивали «Боковская осень», посвящённые памяти народного поэта.