ПО КОМ ЗВОНЯТ БОРОВСКИЕ КОЛОКОЛА
Сайт Владимира Овчинникова
ЖЕРТВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ТЕРРОРА
МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ
(о репрессиях после оккупации)
Относительно недолго, два месяца и 20 дней, Боровский район находился в фашистской оккупации (с 13 октября 1941 по 4 января 1942 года). Какими были отношения населения и оккупантов, известно мало. По советским клише писали в основном о подвигах партизан да карателях, забывая о простых людях, которые страдали в кровавом конфликте. Признание того факта, что гражданское население и оккупанты могли контактировать и даже совместно решать насущные проблемы, порождало у историков непреодолимое интеллектуальное затруднение.
Между тем одними партизанами и полицаями состав населения в зоне оккупации не исчерпывался. Диапазон «сотрудничества» простирался от обязательных для всего взрослого населения различных трудповинностей, оброков и налоговых выплат рейху до активного добровольного взаимодействия с нацистами. Освобождение принесло с собой аресты и проверки. Проверяли и судили НКВД, Прокуратура, Военные трибуналы. На допросах спрашивали: «Как могли радовался, что нас прогнали? Как могли открыть закрытую церковь, запустить электростанцию, шить для врага одежду, восстанавливать железную дорогу, пускать на постой, оказывать бытовые услуги и т. д.?». «Мелкое сито» фильтрации многие не прошли и приговорены были к расстрелам и лагерям. Впоследствии 152 боровчанина были реабилитированы, в том числе 25, кого расстреляли. Поясним, что реабилитация - полное восстановление прав и репутации ввиду ложного (неверного) обвинения. Прокуратура в большинстве случаев реабилитировала по основанию, что вина не доказана. В своё время так велось разбирательство (порой с пристрастием), что аргументы могли трактовать свободно, но, главное, сменилось представление, является ли антисоветизм криминалом. Признано, причиной репрессии являлся политический мотив.
Раскрыть историю оккупации через локальные истории людского быта - дело сложное. Масса самых разных человеческих трагедий, и слишком велика была неоднородность в настроениях граждан и мотивах их поступков. И всё же, приведём в какой-то мере типичную историю. Рассказывает жительница Боровска Февруса Гуляева, 1933 г.р., урождённая Молчанова, отец её Гавриил Иванович: «Началась война, отец говорил: «Наши отступают временно, Россия непобедима». На фронт его не взяли по инвалидности и возрасту. При подходе немцев коммунисты все свои семьи эвакуировали, нас оставили немцам на съедение. Потом, когда немцев выгнали, коммунисты вернулись и, конечно, заняли те же свои бывшие купеческие дома.
Вскоре приходит к отцу Николай Викторович Стрекопытов (из наших родственников, работал фельдшером на фабрике и в медпункте в Федотово), и говорит: «Гавриил Иванович, тебя вызывают в комендатуру». «Зачем?». «Не знаю, говорит (хотя, конечно, знал). Если не пойдёшь, всё равно за тобой придут». Отец не хотел идти, но мамка заругала его: «власть-то немецкая - не пойдёшь, нас расстреляют». Отец пошёл, возвращается очень невесёлый. Мы к нему: «Говори быстрей, что тебе сказали». «Хотят назначить старостой улицы. Отпустили. Иди, говорят, посоветуйся с семьёй. Если откажешься, возьмём как военнопленного. Я пойду отказываться и, наверно, не вернусь». Мать говорит ему: «Гавриил, делать-то нечего, выбора нет, соглашайся» И крестится: «Твори, Бог, волю свою!». Что отец делал как староста, я не знаю. Захарова, наша соседка, говорила, что осталась жива за счёт дяди Гани. Она зарезала поросёнка, но отец врал немцам, что у неё ничего нет. Потом, знаю, кормил красноармейцев, выходивших из окружения».
К слову о старостах отметим, что в деревнях их должны были выбирать сами жители. Немцы их не назначали, хотя назначение старосты в деревне было обязательным, от этого отказаться жители не могли.
Недавно появилась возможность узнать подробности. Материалы получены от УФСБ по Калужской области. Итак 152 осужденных, из них: а) работали в органах местного самоуправления – 64 человека, в том числе, в городской управе (бургомистр, члены и уполномоченные, писари, переводчики) - 17; старосты улиц, квартальные, десятники, писари – 10; старосты деревень, председатели колхозов, десятники – 37. б) работали на производстве (транспорт, электростанция, производства – 37; в) вели антисоветскую пропагандистскую работу - 29. г) выявляли красноармейцев, коммунистов, комсомольцев, партизан – 10. д) занимались шпионажем и предательством (каким, не конкретизировано) – 9 и прочие-3.
Братья Кузнецовы - Василий, 1893 г.р. и Илларион, 1891 г.р. Их привлекли к работе на восстановлении городской электростанции. Илларион по приказанию командования оккупированных войск назначен заведующим электростанцией, запустил её и работал до прихода Красной Армии.
Иванов Филипп Егорович, 1886 г. р., Колташкин Яков Петрович, 1875 г.р. и Колташкин Иван Тимофеевич, 1887 г.р., жители деревни Самсоново, были арестованы 24 февраля 1942 года штабом войск НКВД Западного фронта по обвинению «в проведении антисоветской деятельности и в том, что в период оккупации немецкими войсками добровольно работали в организованной фашистами мастерской по выделке овчин для снабжения немецкой армии».
Куликов Семён Дмитриевич, 1897 г. р., работал ручным ткачом, заведующим отдела Белкинской ткацкой артели. Был арестован 1 февраля 1942 г. по обвинению в том, что «добровольно согласился работать заместителем фашистского старосты деревни. Раздавал зерно, принадлежащее колхозу, открыто выступал с клеветническими нападками на Советскую власть, восхвалял фашистские порядки».
74-летняя Екатерина Константиновна Астахова «в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками открыла закрытую церковь и через нее проводила антисоветскую деятельность. Через городскую управу, созданную немецкими властями, добилась выселения рабочих и служащих из домов, принадлежащих до революции церкви». Приговорена к расстрелу. Та же участь постигла священника той же Благовещенской церкви 68-летнего Мосолова Тихона Ивановича, он был расстрелян двумя неделями раньше по обвинению в антисоветской деятельности.


Приведём краткие сведения о пособниках жителях населённых пунктов, расположенных в зоне станции Балабаново (сплошная выборка, за исключением, когда в деле нет фото).
Блохин Павел Григорьевич, 1903 г. р., уроженец с. Русиново, житель ст. Балабаново, работал старшим ремонтным рабочим 2-й дистанции пути Московско-Киевской железной дороги. Арестован по обвинению в том, что оставшись на территории временно оккупированной немецко-фашистскими властями, работал на немцев в должности бригадира пути, выполняя работы по восстановлению путей ст. Балабаново. Подвергнут высшей мере наказания - расстрелу. Приговор приведен в исполнение 4 марта 1942 года. Реабилитирован.
Дворянов Иван Ефимович, 1888 г. р., уроженец и житель д. Старая Михайловка, работал до войны председателем колхоза им. 9-го января в д. Старая Михайловка. Арестован по обвинению в том, что изъявил добровольное желание быть немецким старостой родной деревни. Будучи старостой беспрекословно выполнял все приказы и распоряжения немецких оккупантов, проводил в жизнь все мероприятия немецкого командованияка, активно помогал им грабить и сам принимал участие в ограблении колхоза и местного населения.
Жураков Василий Сергеевич, 1912 г. р., уроженец д. Киселево. жил в Москве, работал мастером по швейным машинкам Москворецкого райпромтреста. Арестован по обвинению в том, что работал кладовщиком колхозного имущества, выдавал зерно немецким оккупантам.
Иванов Иван Иванович, 1890 г. р., житель села Ворсино работал до войны кладовщиком в совхозе, арестован по обвинению в том, что «дал согласие немецкому командованию быть старостой совхоза Ворсино, разместил в своем доме офицеров и солдат, снабжал их продуктами питания, оказывал им различные услуги и привлекал жителей совхоза к выполнению различных работ для нужд немецкой армии».
Кагакин Степан Васильевич, 1889 г.р. житель села Лапшинка, священнослужитель церкви, арестован по обвинению в проведении контрреволюционной агитации.
Капустин Алексей Осипович, 1899 г. р., уроженец и житель д. Шилово, работал до войны бригадиром колхоза, арестован по обвинению в том, что встретил немецкие войска хлебом с солью и с первых дней стал работать на немцев, был назначен старостой деревни. Отбирал продукты питания у местного населения, выгонял колхозников на работу, не оказывал медицинской помощи раненым.
Крупенин Василий Алексеевич, 1896 г. р., уроженец и житель деревни Козельское, работал до войны в пожарной охране на текстильной Ермолинской фабрике. Арестован по обвинению в том, что в период оккупации села Иклинское изъявил добровольное желание работать старостой. Состоя в этой должности, совместно с немецкими захватчиками отбирал у населения теплые вещи, крупный рогатый скот, продукты питания.
Мартыненко Иван Савельевич, 1903 г. р., уроженец деревни Ворсино работал стрелочником станции Суходрев, был арестован по обвинению в активном участии в восстановлении железно-дорожного полотна и выполнении различных заданий немецкого командования. Приговорен к высшей мере наказания - расстрелу. Реабилитирован.
Миронов Василий Яковлевич, 1893 г. р.житель села Ворсино работал до войны секретарём-статистом в совхозе, арестован по обвинению в том, что «в период временной оккупации немецкими войсками Боровского района оказывал помощь оккупантам в их борьбе против Советского народа, был назначен старостой, мобилизовывал население совхоза работать на немецкую армию, производил изъятие у населения продовольствие и одежду для немцев, выдавал немецкой разведке красноармейцев, партизан и их семей». Приговорен к высшей мере наказания - расстрелу. Реабилитирован.
Морозов Дмитрий Максимович, 1888 г. р., уроженец и житель деревни Лапшинка, работал до войны мастером челночного дела на фабрике «Крестьянка», арестован по обвинению в том, что был назначен старостой деревни Лапшинка. Совместно с немецкими солдатами грабил население: отбирал скот, продовольствие, теплую одежду, выдал немецкой армии. Реабилитирован.
Прокофьев Григорий Иванович, 1916 г. р., уроженец и житель деревни Климкино, работал до войны токарем по металлу на заводе, арестован по обвинению в высказывании враждебных убеждений по отношению к Советской власти. Наказание - 10 лет ИТЛ.
Стащук Ксения Алексеевна, 1922 г. р. жительница деревни Добрино. До войны работала в совхозе бригадиром по животноводству. Арестована по обвинению в том, что «добровольно проводила время в обществе немцев, фотографировалась с ними, приглашала к себе на жительство, оказывала бытовые услуги.
Столяров Михаил Феоктистович, 1882 г. р., уроженец и житель деревни . Балабаново, работал маляром. Арестован за то, что «дал добровольное согласие работать старостой деревни. Активно выполнял все распоряжения немецкого командования, поставлял фашистам продукты питания и дрова, посылал местных жителей на работы по указанию фашистов».
Якимчук Петр Ефимович, 1894 г. р., житель д. Балабаново), работал старшим бухгалтером. Арестован по обвинению в том, что дал согласие быть переводчиком и помощником старосты д. Киселево, «давал задания населению, читал жителям деревни фашистскую литературу».
Большую часть пособников, как видим, составляли обыкновенные советские граждане разного возраста и занятий, в мгновение ока очутившиеся под другой властью. Из тех, кто пошёл работать в органы самоуправления, до войны были: рабочими (в колхозе, совхозе и МТС, трактористы, токари, плотники, маляры, пожарники, повара, сапожники, портные, ткачи и др.) - 29 чел.; счетными работниками (бухгалтера, счетоводы, кладовщики, весовщики) – 13; ИТР, зоотехники, учителя, агрономы – 9; председатели колхозов – 6 и данные не указаны – 7.
Какова их мотивация сотрудничества? Ясно, что часть жителей, как в случае с Молчановым, оккупанты принуждали к сотрудничеству угрозой насилия. Их приказы, обращенные к населению, заканчивались обычно: «за неисполнение - расстрел». В городе вводился комендантский час, после 19 часов запрещалось появляться на улицах. Возражать и нарушать режим, было равносильно самоубийству. Людьми руководил страх за себя и близких - умирать никто не хотел. Сотрудничество было условием выживания.
Часть жителей шла на сотрудничество добровольно (это зафиксировано в обвинениях). Что значит добровольно? Кто как мог, приспосабливались к условиям существования, когда каждый следующий день мог оказаться последним, а пулю можно было получить не только от врага, но и от своих партизан. Шли на сотрудничество вынужденно, в силу сложившихся обстоятельств, хотя и квалифицируется это, как добровольное. Термин, «коллаборационисты» (предатели), в данном случае вряд ли годится, но используется за отсутствием другого, адекватно определяющего положение людей наемного труда в зоне оккупации.
Ещё часть граждан сотрудничала исходя из своих нескрываемых антисоветских убеждений (коллаборационизм идейный). Некоторые жители деревень Бавыкино, Куприно, Шилово, Федорино, Хитрово и др. выражали радость приходу немцев, встречали их с белыми флагами, с хлебом и солью. Оккупация воспринималась ими как освобождение от ненавистного большевистского режима, и работать на немцев шли отнюдь не только из меркантильных интересов. Большевизм виделся им таким злом, что в борьбе с ним все средства кажутся хороши.
Мы назвали группу из 29 человек, пособничество которых заключалось исключительно в идеологической антисоветской работе. Но агитационной работой, как сопутствующей, занималось большинство и других пособников, и это ставилось основным пунктом их послеоккупационного обвинения. Вот предъявленные обвинения: «проводил антисоветскую агитацию, клеветал на руководителей советского государства и местного советско-партийного актива»; «изменил Советской власти, добровольно явился к оккупантам и предложил свои услуги работать слесарем»; «будучи враждебно настроенным к Советской власти, в период оккупации, добровольно предложил свои услуги фашистам для быстрого восстановления текстильной фабрики»; «открыто выступал с клеветническими нападками на Советскую власть, восхвалял фашистские порядки»; «высказывал враждебные взгляды по отношению к руководителям партии и Советского Правительства»; «являясь враждебно настроенным к Советской власти, высказывался в резком антисоветском духе, читал фашистские листовки населению».
Обвинения женщинам: «являясь выходцем из классово-чуждой среды и будучи враждебно настроенной к советской власти, проводила контрреволюционную агитацию»; «высказывала свое недовольство Советской властью, клеветала на Коммунистическую партию»; «высказывала враждебные по отношению к Советской власти убеждения, угрожала местным активистам села, восхваляла немецких оккупантов»; «восхваляла немецкую армию, распространяла фашистские настроения о Советском Союзе. Дала подписку работать на немцев, получила задание от немецких властей выявлять и сообщать о месте расположения партизанских отрядов, коммунистов»; «была враждебно настроена по отношению к существующему строю, высказывала угрозы в адрес членов партии, комсомольцев и евреев, угрожала выдать их фашистам, радовалась приходу немцев» и т. д. Язык документов, пожалуй, более красноречив, чем литературное описание событий.
Корни коллаборационизма несомненно лежат в истории советского общества 1920-1930-х годов. Страна уже долгие годы страдала от сталинизма, отмеченного тотальными репрессиями и издевательством над людьми. Коллективизация, бессудные расправы во все годы советской власти - более чем достаточно, чтоб боровчане ее возненавидели, а кто-то оказался и готов с ней воевать. В ходе чистки 37-38 годов были казнены, как потенциальная «пятая колонна», около 80 жителей Боровского района и 60 отправлены на исправление в лагеря, оказались жертвами предстоявшей войны. Народ был обескровлен. Однако не всё, что в течение двух десятилетий поднималось против режима, было уничтожено, сослано либо умерло. Оставался, как теперь становится очевидно, слой боровчан, мечтавших о крахе советского режима. Понимая безнадежность борьбы, многие мимикрировали, никак себя не проявляли и, пытаясь приспособиться к существовавшим «правилам игры», ушли во «внутреннюю эмиграцию». Если бы коммунисты убили членов вашей семьи, что бы думали и делали тогда вы? Они готовы были пойти на сотрудничество с любой внешней силой, способной эту власть уничтожить, и начали сотрудничать с нацистами, считая их злом преходящим, а большевизм - злом «своим» и потому более опасным.
Продолжая рассуждение о пособничестве, отметим роль коммунистического воспитания трудящихся. Беспринципность, слабоволие и шаткость, порой отсутствие, убеждений - результат того воспитания, где ложь пронизывала всё, начиная от политики. Фашистская Германия то она – союзник и друг СССР (обеспечим друга поставками ресурсов, чтобы побеждал врагов, заключим с ним договор о дружбе), то вдруг – внезапно напавший злейший враг. Случилось так, что коммунистический режим, за четверть века уничтоживший в России более 20 миллионов человек, развязал с нацистским режимом Вторую мировую войну. Сотрудничество с оккупантом - не ответ ли это всей беспринципной политике партии и правительства, когда думали одно, а говорили только то, что следует? Каждый вел себя в соответствии с личными приоритетами, сложившимся мировоззрением и конкретными жизненными обстоятельствами, в которых находился.
В сюжете о пособничестве можно ли говорить об окончательно чистых и окончательно нечистых поступках. Все ли боровчане вели себя как ангелы? Нет, конечно. Война есть война. Мы должны знать о ней всю правду, в том числе и неудобную. В целом же оккупация – это панорама трагедии беззащитного гражданского населения и многообразия человеческих поступков в условиях жесткого противоборства двух репрессивных систем, двух диктатур в условиях «советско-нацистской войны» (термин А.С.Солженицына). Давайте зададим себе неудобный вопрос, помогающий прояснить хоть частичку исторической правды. Легко ли было обыкновенному человеку той эпохи сразу и бесповоротно определить, кто его настоящий враг? И было ли достаточно для этого только цвета мундира?
В ситуации, когда профессиональная, бытовая и даже семейная деятельность жестко контролировалась оккупационным режимом, понятие коллаборационизма, как осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом, приобретает совершенно другой, более верный смысл – смысл стратегии выживания народа. Такой вывод делает, в частности, церковный историк, протоиерей Георгий Митрофанов. Если в Западной Европе вынужденный коллаборационизм не преследовали, то у нас в фильтрационных лагерях разбирались коротко, судили строго: расстрел и депортация в лагеря. Все граждане должны были в анкетах отвечать на вопрос «Проживали ли вы или ваши родственники на оккупированной территории в годы войны?». Вопрос, как черная метка, говоривший как бы о второсортности человека, оказавшегося в оккупации, и необходимости к нему присмотреться.
Какой-то части боровчан способность перечеркнуть свою прошлую советскую жизнь была свойственна, и их воспринимать нам надо как людей, достойных, прежде всего, сострадания. «Профессиональные» патриоты, рассуждая «как принято», отказывают пособникам в оправдании. Однако говорить сейчас, как бы себя повел в тех обстоятельствах каждый из нас – наивно, по меньшей мере.


Публикации на основе этого материала:
- Овчинников В. Боровский район под немецкой оккупацией - на сайте историка Марка Солонина (30.01.13) http://www.solonin.org/other_v-ovchinnikov-borovskiy-rayon
- Овчинников В. Между молотом и наковальней (о репрессированных «изменниках» Родине) - «Калужские Губернские Ведомости» приложение к газете «Весть», 16 мая 2013.
- Овчинников В. Между молотом и наковальней (о репрессиях после оккупации) – «Приходский вестник», №7 (179), октябрь 2013, с. 3 – 5.


ВСЕ МАТЕРИАЛЫ САЙТА ДОСТУПНЫ ПО ЛИЦЕНЗИИ: CREATIVE COMMONS ATTRIBUTION 4.0 INTERNATIONAL