ПО КОМ ЗВОНЯТ БОРОВСКИЕ КОЛОКОЛА
ЖЕРТВЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ТЕРРОРА
«ВРЕДИТЕЛИ – СПЕЦЫ»
(рукопись)
(рукопись)
После Октябрьского переворота производством стали руководить марксисты-ленинцы, фанатики (или приспособленцы), у которых преданность партии заменяла знания и опыт. Главное богатство страны – её талантливые люди – репрессировались и устранялись от дела. И это одно из основных преступлений большевистского режима против отечества. Ниже приводится анализ уголовного дела, в котором обвиняются «враги-вредители» текстильных фабрик Боровского уезда.
Дело по обвинению ответственных работников Калужского текстильного треста Соколова Д И., Соколова В.Д., Полежаева Н.П. и Поплавского В.Ф. в преступлениях, предусмотренных ст.58 п.7 УК РСФСР, начато 5 мая 1928 г., окончено 18 января 1929 г.
В «Обвинительном заключении» от 17 января 1929 г., составленном уполномоченным Экономического отдела (ЭКО)* Симакиным и утверждённым начальником Калужского ГО ОГПУ Давыдовым указано, что «шайка фабрикантов противодействовала правильному развитию текстильной промышленности Калужской губернии, заранее обдумывая и прорабатывая свои корыстные планы по возвращению им фабрик. Своими действиями они принесли громадный ущерб Советскому государству. Преступления их предусмотрены ст. 58, п.7 (вредительство) и дело подлежит направлению в Коллегию ОГПУ для слушания во внесудебном порядке. Дело препроводить прокурору губернии на заключение, перечислив четверых обвиняемых, содержащихся под стражей в Калужском Гитдоме».
Кто были обвиняемые, и почему им предъявили столь тяжкое обвинение?
Соколов Дмитрий Иванович, 1873 г.р., бывший владелец Белоусовской текстильной фабрики, происходит из потомственных почётных граждан г. Москвы, где родился и проживает в настоящее время, окончил Коммерческое училище, русский. С 1918 по 20 гг. служил техноруком фабрики, а с 1920 по 23 гг. – её директором, с 1922 по 24 гг. – управляющим КТТ (Калужским текстильным трестом). С 1924 г. товаровед Московской конторы КТТ.
Соколов Владимир Дмитриевич, 1899 г.р., сын Соколова Д.И., уроженец и житель г.Москвы, русский, образование среднее, до 1918 г. учился, в том числе на 1-ом курсе математического факультета МГУ. С 1918 г. был призван в Красную Армию, где с 1920 по 22 гг. исполнял обязанности делопроизводителя Управления по снабжению Западного фронта. После демобилизации в 1922 г. работал в текстильной промышленности, а с 1925 г. по приглашению управляющего КТТ Рупасова Н.А. – на должности зав. производственно-техническим отделом КТТ. Много занимался самообразованием в области текстильного производства.
Полежаев Николай Петрович, 1876 г.р., происходит из купеческого звания, уроженец и житель г. Боровска, бывший владелец 1-ой Боровской фабрики, образование 4 класса приходской школы, русский. С 1919 г. – директор фабрики, а с 1925 г. – инспектор по производству и зав. красильно-аппретурной секцией КТТ.
Поплавский Владислав Филицианович, 1887 г.рождения, из ремесленников, г.Белосток Гродненской губернии, житель г.Боровска, поляк. До 1918 г. работал по найму у Рыбаковича – владельца Тишинской фабрики, с 1918 по 22 гг. продолжал работу на фабрике, а после смерти Рыбаковича в 1922 г. по выдвижению профсоюза стал её директором. В 1926 г. уволился по собственному желанию, поскольку нужно было давать образование подросшим детям, и поступил на работу в Москве в Вигоньтрест.
Перечисленные лица были женаты, кроме Полежаева Н.П., имели несовершеннолетних детей, беспартийные, несудимые. Среди них только Соколов Д.И. и Полежаев до 1918 г. были владельцами фабрик.
Следственное дело, хранящееся в Калужском архиве УФСБ (П-19987), состоит из 2-х томов в 1279 листов, в основном двусторонних. К следствию было привлечено 79 свидетелей (руководящие работники ВСНХ и КГСНХ, ИТР и рабочие с фабрик, их родственники, жители гг. Боровска, Калуги и Москвы) и несколько десятков организаций. В деле имеются обстоятельные сведения о состоянии производств на каждой из 6 фабрик на 1918 год и описание их дальнейшего развития вплоть до 1928 года. Кроме того в деле приводится бухгалтерская документация КТТ, показания свидетелей, заключения Комиссий и ответы работников КТТ на их замечания, акты, докладные записки, заявления и т. п. Обвинительное заключение занимает 82 стр.
Комиссия из представителей ВСНХ, КГСНХ и ГРКИ с 05.05 по 05.06.28 произвела обследование по управленческому аппарату, производственно-хозяйственной, снабженческой, калькуляционной и финансовой деятельности КТТ. Комиссии было рекомендовано обратить особое внимание на продажу продукции частникам и покупку у них материалов.
Пытаясь прикрыть неблаговидную роль КГСНХ в этом деле, Комиссия, по-существу, зачёркивает всю деятельность КТТ, предлагая немедленно ликвидировать его по причине большого расхода на содержание управленческого аппарата (240 тыс. руб. в год) и передать его функции заводоуправлению Ермолинской фабрики. Предлагает уволить социально-чуждый элемент по составленному Комиссией списку (однако список в деле отсутствует – прим. Е.П.), не покупать и не обменивать пряжу у частников, к 01.01.30 ликвидировать все мелкие ткацкие предприятия КТТ и сконцентрировать всю текстильную промышленность на Ермолинской фабрике, развернув на ней жилищное строительство, прекратить из-за нецелесообразности электрофикацию Боровска и Русиново, инициированные Рупасовым. Ходатайствовать перед ЭКОСО РСФСР о выдаче 2 млн. руб. из бюджета для создания оборотных средств на Ермолинской фабрике. Из всего этого становится очевидным, что дело принимает чисто политическую окраску.
В дальнейших постановлениях, решениях и выводах комиссий по поводу работы КТТ тон становится всё более и более жёстким. В выводах одной из комиссий говорится, что «…аппарат треста засорён классово-чуждым элементом (фабриканты, дворяне, торговцы и т.д.), недостаточно внимания уделяется ремонту машин, КТТ не выполнял директив ВСНХ от 16.08.27 г. по составлению планов переоборудования фабрик. Ввиду этого предлагается снять с должности управляющего Рупасова, а на Ермолинской фабрике, которой переданы функции управления всем фабричным комплексом, усилить роль парторганизации». Ни в одном месте нет ни слова понимания того, в каких условиях работал КТТ, ни желания понять его проблемы и трудности. Только лживая критика и претензии. Может создаться впечатление, что КТТ работал в идеальных условиях, когда не нужно было ничего ни добывать, ни создавать своими силами, чтобы поддержать производство.
В «Обвинительном заключении» Белоусовская, Тишинская и даже 1-ая Боровская, механизированная к 1913 г. и имевшая 4 каменных корпуса, называются «лже- и полукустарными фабриками, полуфабриками-полумастерскими, фабричонками, рухлядью, кустарными мастерскими с полуразрушенными зданиями, похожими скорее на жилые постройки, чем на производственные корпуса».
Апофеозом лжи, лицемерия и беспринципности явились статьи «Полежаев и его трест» в газете «Голос текстилей» от 15.05.28 и «Покончить с полежаевщиной» в калужской газете «Коммуна» от 22.05.28 г. (газеты подшиты в дело). В ответ на эти публикации Полежаев Н.П. пишет на имя следователя: «Появившиеся в газетах «Голос текстилей» и «Коммуна» заметки с сенсационными заголовками о моей работе в КТТ носят исключительно клеветнический характер…. Вымышленные факты выдаются за действительные и возбуждают массы против меня как специалиста, от звания которого я никогда не откажусь. Весь свой опыт и знания я отдал исключительно на усиление мощности КТТ».
Попытки Рупасова Н.А. объяснить комиссиям и следователю причины тех или иных действий КТТ, доказать большие трудности и успехи его в работе и то, что доходы КТТ в несколько раз перекрыли его перерасход и что специалистов он подбирал, исходя только из их деловых качеств и способностей (какая «политическая близорукость» - прим.Е.П.), остались без ответа. Никого не убедила и приведенная Рупасовым известная пословица, что Комиссия, проводившая ревизию, «за деревьями не увидела леса». На ход следствия не оказали влияния и блестящие характеристики, данные Рупасовым его арестованным сослуживцам. «Полежаев Н.П. – старейший работник в текстильной промышленности Боровского уезда, обладающий большой инициативой, прекрасно знающий ткацкое дело. Склонен к рационализации производственных процессов. Инициатор проекта по выработке тёплых платков с использованием метода, ранее не применявшегося нигде в мире. Ему свойственны тщательность и ответственность в работе». Характеристика Соколова В.Д.: «Соколова В.Д. по результатам работы в 1925 – 27 гг. можно характеризовать как человека, обладающего большими организаторскими и административными способностями, широким профессиональным кругозором, большой работоспособностью, умением быстро ориентироваться и выделить основное в сложившейся обстановке. Дисциплинирован и аккуратен в работе. Недостаточность спецобразования восполняется умением беспрерывно и упорно учиться, сплотить вокруг себя НТР, способность отстаивать и проводить до конца решение поставленной задачи».
Травля «бывших» в печати и на производстве началась ещё в конце 1927 г. О сложившейся ситуации Соколов В.Д. писал в марте 1928 г. одному из ответственных работников ВСНХ тов. Кольцову: «Чтобы бесшумно убрать меня, предложили перейти из КТТ в его Московскую контору. 15.12.27 - приняли, а 14.01.28 г. – уволили, облекая этим дело в законную оболочку…. После всего сделанного меня выбрасывают, как ненужный мусор … Я оказался совершенно безоружным, за меня только факты и письменные документы. После всего этого я не надеюсь на поддержку даже рабочих, хотя ранее я пользовался у них авторитетом. В течение последних месяцев меня травили все при молчаливой поддержке парторганизации, которая не сумела увидеть в этой ситуации ничего, кроме «естественной классовой ненависти» к «сыну фабриканта». Уверен, что постановка обо мне вопроса в прессе, разобьёт тот лёд формализма и равнодушия и ту мёртвую холодную стену, которую я ощущаю вокруг себя. Многие ответственные губернские работники, даже после моего увольнения говорили, что очень меня ценят и что только моё происхождение и отношение ко мне в районе не дают им возможности открыто поддержать меня».
Допросы, обыски с выемкой документов и книг и аресты начались вскоре после появления «Постановления о принятии дела к производству» от 10.05.28. Соколова Д.И. арестовали 20.07, Соколова В.Д. – 20.05, Полежаева Н.П. – 05.07, Поплавского В.Ф. – 20.05. Всем 02.06.28 г. были предъявлены однотипные обвинения по ст.58, п.7. В них говорилось, что их вредительская деятельность заключалась в намеренном разложении финансовой мощи КТТ. Это проявилось в разрушении Русиновской и сознательной задержке пуска Ермолинской фабрик, хотя для ввода их в эксплуатацию не требовалось ни копейки затрат (по мнению комиссий ВСНХ и КГСНХ требовалось несколько миллионов. – прим. Е.П.). Они механизировали ранее принадлежавшие им фабрики, надеясь получить их обратно или хотя бы в аренду. Указывалось, что Соколов Д.И., работая товароведом Московской конторы КТТ, продолжал вредительскую деятельность через своего сына Соколова В.Д., занимавшего должность зав. производственно-техническим отделом КТТ. Все арестованные сочли факты, содержащиеся в предъявленных им обвинениях, не соответствующими действительности и виновными себя не признали.
Заведены были также дела и на управляющего КТТ Рупасова Н.А., предварительно отстранённого от должности и давшего подписку о невыезде, зав. бюро по рационализации Минкевича Р.А., зав. производством Ермолинской фабрики Пелевина А.Ф. как содействовавших фабрикантам в проведении их вредительской политики. А руководящие работники ВСНХ и КГСНХ, от которых исходили все решения и распоряжения, были привлечены к делу лишь как свидетели. Они остались в стороне и ничем себя не запятнали. Все они были членами ВКП(б).
Однако 30.08.28 г. начатые дела вскоре были отменены в связи с недоказанностью обвинения.
Обвинительное заключение от 17.09.28 г. содержит выводы комиссий с цифровым материалом, характеризующим производственную и хозяйственную деятельность фабрик, историю их возникновения и развития до 1928 г., показания обвиняемых и 23 свидетелей, негативно характеризующих деятельность КТТ и его руководящего состава. Выводы о деле представлены в стиле газетных статей. Например, работе Соколова Д.И., возглавлявшего КТТ в 1922 – 24 гг., была дана такая оценка: «…было преступно заниматься реорганизацией таких фабрик, как Белоусовская. Но у управляющего не было честности и добросовестности при выполнении возложенных на него Правительством задач. Он укрупнял и механизировал «бывшую свою собственность», нанося ущерб госбюджету».
В последующие 4 месяца все четверо обвиняемых продолжали оставаться в Калужском Гитдоме в ожидании приговора. Можно представить себе, в каком подавленном душевном состоянии они находились. Из перехваченного письма Соколова Д.И. из тюрьмы к жене: «Я очень боюсь сейчас всего и потому так нервничаю. Я знаю, что я честный человек, и никогда ничего (обвинили во взяточничестве. – прим. Е.П.) ни у кого не брал». Жёны Соколовых и Поплавского писали отчаянные письма прокурорам в Калугу и Москву с просьбами разобраться в делах их мужей, пытаясь убедить прокуратуру в их невиновности.
Вот письмо Прокурору Верховного суда СССР Красикову от жены Соколова Д.И. Шуваловой И.А. от октября 1928 г.: «Обвинение моего мужа, тяжкое и незаслуженное, является следствием оговора. Его арест – роковая ошибка. Донос на него – только желание расстроить созданное им дело, на пользу которого он трудился без отпуска 10 лет. На работе с ним случился приступ (инсульт), Рупасов отвёз его на Канатчикову дачу. Теперь он страдает приступами душевной болезни и параличом левой руки. Он помещен в тюрьму на верную гибель. За 6 месяцев пребывания там состояние его ухудшилось. Четверо детей и я просим перевести Дмитрия Ивановича в лечебное учреждение. Справки от врачей прилагаются».
Перед окончанием следственного дела, 4 января 1929 г., в «Правде» появилась статья «В плену у фабрикантов» за подписью «С.Ш.», в которой не только продолжается беспринципная травля арестованных, но и в самых резких тонах осуждается Рупасов: «История с Рупасовым – пример для многих хозяйственников-коммунистов, становящихся пешкой в умелых руках враждебных нам людей. Им надо запомнить, что для коммуниста – смертный грех передоверять данный ему пролетариатом мандат на управление хозяйством классовому врагу». В связи с этой публикацией жена Соколова В.Д. Поплавская обращается к Председателю Коллегии ОГПУ Менжинскому январь 1929 г.: «Публикация в газете «Правда» - ложь и клевета. Мой муж никогда не был фабрикантом, 22 года работал по найму, честно трудился на Тишинской фабрике. Прошу пересмотреть его дело. Он ни в чём не повинен, он честный и высококвалифицированный рабочий. Для 13-летней дочери и 6-летнего сына он был единственным кормильцем».
Прокурору Коллегии ОГПУ Катаняну от Соколовой Е.С. (жены Соколова В.Д.) от 10.01.29 г.: «Прежде, чем отправиться в родильный дом, несмотря на плохое состояние здоровья, я принуждена затруднить Вас, тов. прокурор, настоящим заявлением. Прилагаю к нему вырезку из правительственной газеты «Правда» от 04.01.29.г., где фигурирует исключительно ложь на моего мужа Владимира Соколова. Он совершенно невиновен, но находится в тюрьме уже 8 месяцев. Ему сейчас 29 лет. Ведь все распоряжения исходили от ВСНХ и КГСНХ. Кто же виноват? Где же, тов. прокурор, Ваше слово справедливости и истины? Я, его больная жена, его маленькие дети требуем, просим во имя советского конституционного закона и справедливости срочно освободить мужа. Он наш единственный кормилец, мы жестоко голодаем, находясь без средств к существованию».
Похоже, все письма остались без ответа.
Нужно было искать виновных, и выбрали тех, кто в самый тяжёлый период, не рассчитывая на помощь и надеясь только на себя, приложил громадные усилия для спасения текстильной промышленности в Калужской губернии. А ВСНХ и КГСНХ, на которых и лежала вся ответственность за судьбу Русиновской и Ермолинской фабрик и за несвоевременное утверждение и изменение планов, остались как бы непричастными к этим событиям.
Наконец, 18.01.29 г. «тройка» ОГПУ вынесла приговор: «Сослать сроком на 3 года Полежаева Н.П. и Соколова В.Д в Ленинаканский округ Закавказья, а Соколова Д.И и Поплавского В.Ф.– в Бухарский округ в Средней Азии. Сроки считать со дня ареста». (Примечание: в этих местах строились новые хлопчатобумажные комбинаты). 30.02.1929 г. ЭКУ ОГПУ сообщает, что «всем четверым осуждённым разрешён выезд к месту ссылки за свой счёт». Однако уже через 4 дня КГО ОГПУ просит ОГПУ Москвы разрешить «выслать всех их этапом, чтобы не освобождать из-под стражи и тем самым не создавать лишних разговоров среди рабочих масс Боровского уезда».
Прокурору по делам ОГПУ Катаняну от Соколовой Е.С. (жены Соколова В.Д.) от 24.01.29 г.: « У меня на руках двое детей: мальчик 3-х лет и девочка 10-ти дней. Ссылка моего мужа в Закавказье обрекает нас в столице на голодную смерть. В соответствии с советским процессуальным кодексом (ст. 456, п.2) прошу отпустить моего мужа. Я без средств к существованию». Письмо написано карандашом на листе из школьной тетради.
В деле нет документов с ходатайствами за Н.П.Полежаева. Да и некому было это делать. Жена его Мария Михайловна, урождённая Капырина, боровчанка, умерла вскоре после его ареста, она и трое её детей похоронены на Записном старообрядческом кладбище в Боровске. Оценивая сложившуюся ситуацию, полагаю, что он боялся и не хотел вовлекать в это дело родственников, зная историю ареста своих племянников – Петра. Ивановича и Бориса Пафнутьевича Полежаевых, находившихся тогда в тюрьме на Соловках, – и бесполезные хлопоты за них. К тому же, два его брата, жившие в Москве, Георгий и Пафнутий, прежде были совладельцами Боровской фабрики.
Послесловие.
Через 3 года со дня ареста всем сосланным было разрешено свободное проживание на территории СССР. Жёны дождались их возвращения, о чём свидетельствуют их заявления с напоминанием об окончании сроков ссылки и ходатайства местных органов ОГПУ перед вышестоящими организациями о возможности их освобождения, ввиду отсутствия компрометирующих фактов.
Полежаеву Н.П. возвращаться было некуда. Почти все родственники жили в Москве в коммунальных квартирах, скученно и в сложных бытовых условиях. Находясь на хорошем счету на работе (зам. зав. отдела техконтроля и зав. лабораторией), пользуясь большим авторитетом и уважением со стороны руководства и сослуживцев, он остался работать на Ленинаканском х/б комбинате.
Вскоре после освобождения Николай Петрович посетил Москву. Его сестра, Клавдия Шутова, подыскала ему невесту Евдокию Ивановну, родом из-под Малоярославца, женщину малограмотную, но очень ему преданную. Они обвенчались и в Ленинакан вернулись вместе. В 30 – 40-х гг. он регулярно переписывался со своими сёстрами Лидией и Клавдией, с братом Георгием и многочисленными племянниками, особенно детьми его умершего брата Ивана, крёстным отцом которых он был. А они иногда посылали ему посылки. По-видимому, он очень тосковал по родным. Из письма к племяннице Ольге: «Сегодня видел приятные Боровские сны – был на могилке у Мани и девочек. Как там хорошо! На могилках у всех наших кто-то посадил чудные цветы, даже орхидеи на могилке у Яши. С кладбища мы с Зиной пошли в бор – там встретили Васю и Лену Ждановых. Как всё осталось в памяти. Это потому, что спал хорошо и проснулся сам, никто не тревожил, и настроение хорошее».
В 1937 или 38 гг. его вторично арестовали. Евдокия Ивановна поехала с ним на правах осуждённой. Дорога в Казахстан была настолько тяжела, что один он не выжил бы. Но скоро их вернули обратно в Ленинакан. В 1949 г. его навестила племянница Ольга с дочерью Еленой, по воспоминаниям которой Николай Петрович чувствовал себя очень одиноким и был чрезвычайно рад их приезду. В одном из последних писем Ольге он писал: «Я, слава Богу, двигаюсь, работаю, хорошо сплю и отменно кушаю. Не хватает за всё это семейных, тихих, дружных, родных минут и воспоминаний о том, что было в нашей родной семье, в кругу уважающих всех нас людей». При посещении Москвы в 1950 г. он общался со многими родственниками. Он уже плохо видел, и, помню, перед отъездом, пользуясь лупой, составлял список детей его племянников и радостно восклицал: «Сколько же у меня внуков!».
Последний его приезд состоялся в конце августа 1951 г. Он был тяжело болен (рак желудка), умер 13 сентября и похоронен на Рогожском кладбище в Москве. Поминки были скромными, но многолюдными. К сожалению, стол для детей был накрыт в другой комнате, и я не слышала, что говорили о нём взрослые. Иначе, уже тогда, а не в 1990-х гг., я поняла бы, с кем мы простились навсегда. Ранее я знала, что он был сослан в Ленинакан, но никто не говорил мне, что этому предшествовал такой тяжёлый судебный процесс.
Поплавский В.Ф. был вторично арестован в сентябре 1937 г. в г. Серпухове Московской обл. Тогда он работал начальником аппретурно отделочного цеха на Серпуховской тонкосуконной фабрике. В начале 1938 г. он находился в больнице Бутырской тюрьмы, где дети, Ирина и Виктор, несколько раз имели с ним свидание. Его жену, Анелию Антоновну, арестовали в октябре 1937г. В 1943 г. она умерла в ГУЛАГе. Все попытки их детей узнать через прокуратуру что-либо ещё о родителях оказались безуспешными.
О Рупасове Н.А. С января 1925 г. руководство КТТ принял 28-летний Рупасов Никита Алексеевич – человек высоких моральных качеств и способностей, высокой культуры, широкого кругозора, прекрасный организатор и руководитель, специалист в текстильном деле. Он был честен и порядочен в делах и в общении с людьми, обладал высокоразвитым чувством долга, был уважаем и любим сослуживцами. Смело и с достоинством он пытался поддержать и защитить своих арестованных коллег! Такой портрет складывается по прочтении его докладов, ответов следователям на допросах и отзывов о нём сослуживцев. Честный коммунист, член ВКП(б), веривший в светлое будущее. В 1917 – 22 гг. он был на военной и партийной работе, в 24 г. окончил ВУЗ в Свердловске. Сколько бы он мог принести пользы обществу, если бы ...Огромная роль Рупасова Н.А. в становлении работы КТТ несомненна. В 1925 – 27 гг. он находился в командировках более 500 дней, используя все свои организаторские способности и личное обаяние, чтобы договариваться с поставщиками сырья, и в поисках рынков сбыта. Рупасова Н.А. вторично арестовали в 1937 г.
О пересмотре дела.
Дети Поплавского, Ирина и Виктор, 13.06.56 г. подали заявление Военному прокурору с просьбой пересмотреть дело их родителей, реабилитировать их посмертно и снять позорное пятно врага народа. «С этим пятном нам многое пришлось перенести и перетерпеть, оставшись неучами и безродными». В связи с поступившей просьбой следственный отдел Управления КГБ по Калужской обл. рассмотрел уголовное дело Соколовых Д.И. и В.Д., Полежаева Н.П. и Поплавского В.Ф. Адресный поиск 78 свидетелей, проходивших по делу в 1928 г., позволил разыскать лишь 4 из них: Гришина И.Ф., Родионова И.Р., Фаддеева П.С. Акимова А.А. Ничего конкретного о вредительской деятельности руководящих работников КТТ, осуждённых в 1929 г., они сказать не могли. Вывод: «Учитывая, что Соколов Д.И. и др. (4 фамилии) были осуждены без достаточных оснований, настоящее дело направить прокурору Калужской обл. для вынесения протеста на решение от 18.01.29 г. об осуждении перечисленных лиц и прекратить на них дело за недоказанностью обвинения».
Однако прокуратура Калужской обл. 05.04.58 г. вынесла следующее постановление: «Состав совершённого преступления упомянутой группой лиц установлен и доказан. Выносить протест на переквалификацию состава преступления считаю нецелесообразным. А потому жалобу Поплавских оставить без удовлетворения, а дело возвратить в архив».
Лишь 45 лет спустя 30.01.2003 г. прокуратура Калужской обл. на основании материалов того же дела вынесла заключение о реабилитации. «На предварительном следствии перечисленные выше лица виновными себя не признали. В показаниях большого числа свидетелей, допрошенных по данному делу, объективные доказательства их вредительской деятельности отсутствуют. Также к делу приобщены документы, из которых видно, что Соколов В.Д. и Полежаев Н.П. вносили рационализаторские предложения, направленные на удешевление производства и улучшение качества производимой продукции. Вина Соколова Д.И. и др. в инкриминируемом им деле не доказана. Исходя из вышеизложенного и на основании ст.ст. 3 и 8 Закона РФ от 18.10.1991 «О реабилитации жертв политических репрессий» Соколов Д.И., Соколов В.Д., Полежаев Н.П. и Поплавский В.Ф. признаются необоснованно осуждёнными и подлежащими реабилитации».
*Аббревиатуры, принятые по тексту:
ВСНХ – Всероссийский совет народного хозяйства,
ВТС – Высший технический совет,
Гитдом – Городской исправительный тюремный дом,
Главтекстиль – Главное (управление) текстильной промышленности,
ГРКИ – Губернская рабоче-крестьянская инспекция,
КГО ОГПУ (Кал. ГО ОГПУ) – Калужский городской отдел объединённого главного политического управления,
КГСНХ – Калужский губернский совет народного хозяйства,
КТТ – Калужский текстильный трест,
ОГПУ – Объединённое главное политическое управление,
ЭКО – Экономический отдел, ЭКУ – Экономическое управление.
Боровская газета «За коммуну» регулярно проводила собственные расследования вредительства на всех предприятиях района. Так, спустя 5 лет после дела руководителей текстильных фабрик, в 1933 году, газета «За коммуну» выявила злоупотребления «классовых врагов спецов-вредителей» на фабрике «Красная Заря» и потребовала суровой кары классовым врагам Манегину, Гольдину и Ко. На той же странице газета в унисон поместила сообщение «От коллегии ОГПУ» о приговоре группе вредителей выходцев из буржуазных и помещичьих классов: кому расстрел, кому тюрьма.
Позже, в 1937 году, «классовый враг» Гольдин был арестован и осуждён «тройкой» НКВД на 10 лет ИТЛ. ему вменили «а/с деятельность, связь с бывшими кулаками,…группировал вокруг себя отсталую часть населения, среди которой проводил к-р деятельность». Он умер, согласно справке, 7 июня 1941 года в ГУЛАГе. Манегин также в 1938 году был осуждён на 10 лет лишения свободы.
Дело по обвинению ответственных работников Калужского текстильного треста Соколова Д И., Соколова В.Д., Полежаева Н.П. и Поплавского В.Ф. в преступлениях, предусмотренных ст.58 п.7 УК РСФСР, начато 5 мая 1928 г., окончено 18 января 1929 г.
В «Обвинительном заключении» от 17 января 1929 г., составленном уполномоченным Экономического отдела (ЭКО)* Симакиным и утверждённым начальником Калужского ГО ОГПУ Давыдовым указано, что «шайка фабрикантов противодействовала правильному развитию текстильной промышленности Калужской губернии, заранее обдумывая и прорабатывая свои корыстные планы по возвращению им фабрик. Своими действиями они принесли громадный ущерб Советскому государству. Преступления их предусмотрены ст. 58, п.7 (вредительство) и дело подлежит направлению в Коллегию ОГПУ для слушания во внесудебном порядке. Дело препроводить прокурору губернии на заключение, перечислив четверых обвиняемых, содержащихся под стражей в Калужском Гитдоме».
Кто были обвиняемые, и почему им предъявили столь тяжкое обвинение?
Соколов Дмитрий Иванович, 1873 г.р., бывший владелец Белоусовской текстильной фабрики, происходит из потомственных почётных граждан г. Москвы, где родился и проживает в настоящее время, окончил Коммерческое училище, русский. С 1918 по 20 гг. служил техноруком фабрики, а с 1920 по 23 гг. – её директором, с 1922 по 24 гг. – управляющим КТТ (Калужским текстильным трестом). С 1924 г. товаровед Московской конторы КТТ.
Соколов Владимир Дмитриевич, 1899 г.р., сын Соколова Д.И., уроженец и житель г.Москвы, русский, образование среднее, до 1918 г. учился, в том числе на 1-ом курсе математического факультета МГУ. С 1918 г. был призван в Красную Армию, где с 1920 по 22 гг. исполнял обязанности делопроизводителя Управления по снабжению Западного фронта. После демобилизации в 1922 г. работал в текстильной промышленности, а с 1925 г. по приглашению управляющего КТТ Рупасова Н.А. – на должности зав. производственно-техническим отделом КТТ. Много занимался самообразованием в области текстильного производства.
Полежаев Николай Петрович, 1876 г.р., происходит из купеческого звания, уроженец и житель г. Боровска, бывший владелец 1-ой Боровской фабрики, образование 4 класса приходской школы, русский. С 1919 г. – директор фабрики, а с 1925 г. – инспектор по производству и зав. красильно-аппретурной секцией КТТ.
Поплавский Владислав Филицианович, 1887 г.рождения, из ремесленников, г.Белосток Гродненской губернии, житель г.Боровска, поляк. До 1918 г. работал по найму у Рыбаковича – владельца Тишинской фабрики, с 1918 по 22 гг. продолжал работу на фабрике, а после смерти Рыбаковича в 1922 г. по выдвижению профсоюза стал её директором. В 1926 г. уволился по собственному желанию, поскольку нужно было давать образование подросшим детям, и поступил на работу в Москве в Вигоньтрест.
Перечисленные лица были женаты, кроме Полежаева Н.П., имели несовершеннолетних детей, беспартийные, несудимые. Среди них только Соколов Д.И. и Полежаев до 1918 г. были владельцами фабрик.
Следственное дело, хранящееся в Калужском архиве УФСБ (П-19987), состоит из 2-х томов в 1279 листов, в основном двусторонних. К следствию было привлечено 79 свидетелей (руководящие работники ВСНХ и КГСНХ, ИТР и рабочие с фабрик, их родственники, жители гг. Боровска, Калуги и Москвы) и несколько десятков организаций. В деле имеются обстоятельные сведения о состоянии производств на каждой из 6 фабрик на 1918 год и описание их дальнейшего развития вплоть до 1928 года. Кроме того в деле приводится бухгалтерская документация КТТ, показания свидетелей, заключения Комиссий и ответы работников КТТ на их замечания, акты, докладные записки, заявления и т. п. Обвинительное заключение занимает 82 стр.
Пытаясь прикрыть неблаговидную роль КГСНХ в этом деле, Комиссия, по-существу, зачёркивает всю деятельность КТТ, предлагая немедленно ликвидировать его по причине большого расхода на содержание управленческого аппарата (240 тыс. руб. в год) и передать его функции заводоуправлению Ермолинской фабрики. Предлагает уволить социально-чуждый элемент по составленному Комиссией списку (однако список в деле отсутствует – прим. Е.П.), не покупать и не обменивать пряжу у частников, к 01.01.30 ликвидировать все мелкие ткацкие предприятия КТТ и сконцентрировать всю текстильную промышленность на Ермолинской фабрике, развернув на ней жилищное строительство, прекратить из-за нецелесообразности электрофикацию Боровска и Русиново, инициированные Рупасовым. Ходатайствовать перед ЭКОСО РСФСР о выдаче 2 млн. руб. из бюджета для создания оборотных средств на Ермолинской фабрике. Из всего этого становится очевидным, что дело принимает чисто политическую окраску.
В дальнейших постановлениях, решениях и выводах комиссий по поводу работы КТТ тон становится всё более и более жёстким. В выводах одной из комиссий говорится, что «…аппарат треста засорён классово-чуждым элементом (фабриканты, дворяне, торговцы и т.д.), недостаточно внимания уделяется ремонту машин, КТТ не выполнял директив ВСНХ от 16.08.27 г. по составлению планов переоборудования фабрик. Ввиду этого предлагается снять с должности управляющего Рупасова, а на Ермолинской фабрике, которой переданы функции управления всем фабричным комплексом, усилить роль парторганизации». Ни в одном месте нет ни слова понимания того, в каких условиях работал КТТ, ни желания понять его проблемы и трудности. Только лживая критика и претензии. Может создаться впечатление, что КТТ работал в идеальных условиях, когда не нужно было ничего ни добывать, ни создавать своими силами, чтобы поддержать производство.
Апофеозом лжи, лицемерия и беспринципности явились статьи «Полежаев и его трест» в газете «Голос текстилей» от 15.05.28 и «Покончить с полежаевщиной» в калужской газете «Коммуна» от 22.05.28 г. (газеты подшиты в дело). В ответ на эти публикации Полежаев Н.П. пишет на имя следователя: «Появившиеся в газетах «Голос текстилей» и «Коммуна» заметки с сенсационными заголовками о моей работе в КТТ носят исключительно клеветнический характер…. Вымышленные факты выдаются за действительные и возбуждают массы против меня как специалиста, от звания которого я никогда не откажусь. Весь свой опыт и знания я отдал исключительно на усиление мощности КТТ».
Попытки Рупасова Н.А. объяснить комиссиям и следователю причины тех или иных действий КТТ, доказать большие трудности и успехи его в работе и то, что доходы КТТ в несколько раз перекрыли его перерасход и что специалистов он подбирал, исходя только из их деловых качеств и способностей (какая «политическая близорукость» - прим.Е.П.), остались без ответа. Никого не убедила и приведенная Рупасовым известная пословица, что Комиссия, проводившая ревизию, «за деревьями не увидела леса». На ход следствия не оказали влияния и блестящие характеристики, данные Рупасовым его арестованным сослуживцам. «Полежаев Н.П. – старейший работник в текстильной промышленности Боровского уезда, обладающий большой инициативой, прекрасно знающий ткацкое дело. Склонен к рационализации производственных процессов. Инициатор проекта по выработке тёплых платков с использованием метода, ранее не применявшегося нигде в мире. Ему свойственны тщательность и ответственность в работе». Характеристика Соколова В.Д.: «Соколова В.Д. по результатам работы в 1925 – 27 гг. можно характеризовать как человека, обладающего большими организаторскими и административными способностями, широким профессиональным кругозором, большой работоспособностью, умением быстро ориентироваться и выделить основное в сложившейся обстановке. Дисциплинирован и аккуратен в работе. Недостаточность спецобразования восполняется умением беспрерывно и упорно учиться, сплотить вокруг себя НТР, способность отстаивать и проводить до конца решение поставленной задачи».
Травля «бывших» в печати и на производстве началась ещё в конце 1927 г. О сложившейся ситуации Соколов В.Д. писал в марте 1928 г. одному из ответственных работников ВСНХ тов. Кольцову: «Чтобы бесшумно убрать меня, предложили перейти из КТТ в его Московскую контору. 15.12.27 - приняли, а 14.01.28 г. – уволили, облекая этим дело в законную оболочку…. После всего сделанного меня выбрасывают, как ненужный мусор … Я оказался совершенно безоружным, за меня только факты и письменные документы. После всего этого я не надеюсь на поддержку даже рабочих, хотя ранее я пользовался у них авторитетом. В течение последних месяцев меня травили все при молчаливой поддержке парторганизации, которая не сумела увидеть в этой ситуации ничего, кроме «естественной классовой ненависти» к «сыну фабриканта». Уверен, что постановка обо мне вопроса в прессе, разобьёт тот лёд формализма и равнодушия и ту мёртвую холодную стену, которую я ощущаю вокруг себя. Многие ответственные губернские работники, даже после моего увольнения говорили, что очень меня ценят и что только моё происхождение и отношение ко мне в районе не дают им возможности открыто поддержать меня».
Допросы, обыски с выемкой документов и книг и аресты начались вскоре после появления «Постановления о принятии дела к производству» от 10.05.28. Соколова Д.И. арестовали 20.07, Соколова В.Д. – 20.05, Полежаева Н.П. – 05.07, Поплавского В.Ф. – 20.05. Всем 02.06.28 г. были предъявлены однотипные обвинения по ст.58, п.7. В них говорилось, что их вредительская деятельность заключалась в намеренном разложении финансовой мощи КТТ. Это проявилось в разрушении Русиновской и сознательной задержке пуска Ермолинской фабрик, хотя для ввода их в эксплуатацию не требовалось ни копейки затрат (по мнению комиссий ВСНХ и КГСНХ требовалось несколько миллионов. – прим. Е.П.). Они механизировали ранее принадлежавшие им фабрики, надеясь получить их обратно или хотя бы в аренду. Указывалось, что Соколов Д.И., работая товароведом Московской конторы КТТ, продолжал вредительскую деятельность через своего сына Соколова В.Д., занимавшего должность зав. производственно-техническим отделом КТТ. Все арестованные сочли факты, содержащиеся в предъявленных им обвинениях, не соответствующими действительности и виновными себя не признали.
Заведены были также дела и на управляющего КТТ Рупасова Н.А., предварительно отстранённого от должности и давшего подписку о невыезде, зав. бюро по рационализации Минкевича Р.А., зав. производством Ермолинской фабрики Пелевина А.Ф. как содействовавших фабрикантам в проведении их вредительской политики. А руководящие работники ВСНХ и КГСНХ, от которых исходили все решения и распоряжения, были привлечены к делу лишь как свидетели. Они остались в стороне и ничем себя не запятнали. Все они были членами ВКП(б).
Однако 30.08.28 г. начатые дела вскоре были отменены в связи с недоказанностью обвинения.
Обвинительное заключение от 17.09.28 г. содержит выводы комиссий с цифровым материалом, характеризующим производственную и хозяйственную деятельность фабрик, историю их возникновения и развития до 1928 г., показания обвиняемых и 23 свидетелей, негативно характеризующих деятельность КТТ и его руководящего состава. Выводы о деле представлены в стиле газетных статей. Например, работе Соколова Д.И., возглавлявшего КТТ в 1922 – 24 гг., была дана такая оценка: «…было преступно заниматься реорганизацией таких фабрик, как Белоусовская. Но у управляющего не было честности и добросовестности при выполнении возложенных на него Правительством задач. Он укрупнял и механизировал «бывшую свою собственность», нанося ущерб госбюджету».
В последующие 4 месяца все четверо обвиняемых продолжали оставаться в Калужском Гитдоме в ожидании приговора. Можно представить себе, в каком подавленном душевном состоянии они находились. Из перехваченного письма Соколова Д.И. из тюрьмы к жене: «Я очень боюсь сейчас всего и потому так нервничаю. Я знаю, что я честный человек, и никогда ничего (обвинили во взяточничестве. – прим. Е.П.) ни у кого не брал». Жёны Соколовых и Поплавского писали отчаянные письма прокурорам в Калугу и Москву с просьбами разобраться в делах их мужей, пытаясь убедить прокуратуру в их невиновности.
Вот письмо Прокурору Верховного суда СССР Красикову от жены Соколова Д.И. Шуваловой И.А. от октября 1928 г.: «Обвинение моего мужа, тяжкое и незаслуженное, является следствием оговора. Его арест – роковая ошибка. Донос на него – только желание расстроить созданное им дело, на пользу которого он трудился без отпуска 10 лет. На работе с ним случился приступ (инсульт), Рупасов отвёз его на Канатчикову дачу. Теперь он страдает приступами душевной болезни и параличом левой руки. Он помещен в тюрьму на верную гибель. За 6 месяцев пребывания там состояние его ухудшилось. Четверо детей и я просим перевести Дмитрия Ивановича в лечебное учреждение. Справки от врачей прилагаются».
Перед окончанием следственного дела, 4 января 1929 г., в «Правде» появилась статья «В плену у фабрикантов» за подписью «С.Ш.», в которой не только продолжается беспринципная травля арестованных, но и в самых резких тонах осуждается Рупасов: «История с Рупасовым – пример для многих хозяйственников-коммунистов, становящихся пешкой в умелых руках враждебных нам людей. Им надо запомнить, что для коммуниста – смертный грех передоверять данный ему пролетариатом мандат на управление хозяйством классовому врагу». В связи с этой публикацией жена Соколова В.Д. Поплавская обращается к Председателю Коллегии ОГПУ Менжинскому январь 1929 г.: «Публикация в газете «Правда» - ложь и клевета. Мой муж никогда не был фабрикантом, 22 года работал по найму, честно трудился на Тишинской фабрике. Прошу пересмотреть его дело. Он ни в чём не повинен, он честный и высококвалифицированный рабочий. Для 13-летней дочери и 6-летнего сына он был единственным кормильцем».
Прокурору Коллегии ОГПУ Катаняну от Соколовой Е.С. (жены Соколова В.Д.) от 10.01.29 г.: «Прежде, чем отправиться в родильный дом, несмотря на плохое состояние здоровья, я принуждена затруднить Вас, тов. прокурор, настоящим заявлением. Прилагаю к нему вырезку из правительственной газеты «Правда» от 04.01.29.г., где фигурирует исключительно ложь на моего мужа Владимира Соколова. Он совершенно невиновен, но находится в тюрьме уже 8 месяцев. Ему сейчас 29 лет. Ведь все распоряжения исходили от ВСНХ и КГСНХ. Кто же виноват? Где же, тов. прокурор, Ваше слово справедливости и истины? Я, его больная жена, его маленькие дети требуем, просим во имя советского конституционного закона и справедливости срочно освободить мужа. Он наш единственный кормилец, мы жестоко голодаем, находясь без средств к существованию».
Похоже, все письма остались без ответа.
Нужно было искать виновных, и выбрали тех, кто в самый тяжёлый период, не рассчитывая на помощь и надеясь только на себя, приложил громадные усилия для спасения текстильной промышленности в Калужской губернии. А ВСНХ и КГСНХ, на которых и лежала вся ответственность за судьбу Русиновской и Ермолинской фабрик и за несвоевременное утверждение и изменение планов, остались как бы непричастными к этим событиям.
Наконец, 18.01.29 г. «тройка» ОГПУ вынесла приговор: «Сослать сроком на 3 года Полежаева Н.П. и Соколова В.Д в Ленинаканский округ Закавказья, а Соколова Д.И и Поплавского В.Ф.– в Бухарский округ в Средней Азии. Сроки считать со дня ареста». (Примечание: в этих местах строились новые хлопчатобумажные комбинаты). 30.02.1929 г. ЭКУ ОГПУ сообщает, что «всем четверым осуждённым разрешён выезд к месту ссылки за свой счёт». Однако уже через 4 дня КГО ОГПУ просит ОГПУ Москвы разрешить «выслать всех их этапом, чтобы не освобождать из-под стражи и тем самым не создавать лишних разговоров среди рабочих масс Боровского уезда».
Прокурору по делам ОГПУ Катаняну от Соколовой Е.С. (жены Соколова В.Д.) от 24.01.29 г.: « У меня на руках двое детей: мальчик 3-х лет и девочка 10-ти дней. Ссылка моего мужа в Закавказье обрекает нас в столице на голодную смерть. В соответствии с советским процессуальным кодексом (ст. 456, п.2) прошу отпустить моего мужа. Я без средств к существованию». Письмо написано карандашом на листе из школьной тетради.
В деле нет документов с ходатайствами за Н.П.Полежаева. Да и некому было это делать. Жена его Мария Михайловна, урождённая Капырина, боровчанка, умерла вскоре после его ареста, она и трое её детей похоронены на Записном старообрядческом кладбище в Боровске. Оценивая сложившуюся ситуацию, полагаю, что он боялся и не хотел вовлекать в это дело родственников, зная историю ареста своих племянников – Петра. Ивановича и Бориса Пафнутьевича Полежаевых, находившихся тогда в тюрьме на Соловках, – и бесполезные хлопоты за них. К тому же, два его брата, жившие в Москве, Георгий и Пафнутий, прежде были совладельцами Боровской фабрики.
Послесловие.
Через 3 года со дня ареста всем сосланным было разрешено свободное проживание на территории СССР. Жёны дождались их возвращения, о чём свидетельствуют их заявления с напоминанием об окончании сроков ссылки и ходатайства местных органов ОГПУ перед вышестоящими организациями о возможности их освобождения, ввиду отсутствия компрометирующих фактов.
Полежаеву Н.П. возвращаться было некуда. Почти все родственники жили в Москве в коммунальных квартирах, скученно и в сложных бытовых условиях. Находясь на хорошем счету на работе (зам. зав. отдела техконтроля и зав. лабораторией), пользуясь большим авторитетом и уважением со стороны руководства и сослуживцев, он остался работать на Ленинаканском х/б комбинате.Вскоре после освобождения Николай Петрович посетил Москву. Его сестра, Клавдия Шутова, подыскала ему невесту Евдокию Ивановну, родом из-под Малоярославца, женщину малограмотную, но очень ему преданную. Они обвенчались и в Ленинакан вернулись вместе. В 30 – 40-х гг. он регулярно переписывался со своими сёстрами Лидией и Клавдией, с братом Георгием и многочисленными племянниками, особенно детьми его умершего брата Ивана, крёстным отцом которых он был. А они иногда посылали ему посылки. По-видимому, он очень тосковал по родным. Из письма к племяннице Ольге: «Сегодня видел приятные Боровские сны – был на могилке у Мани и девочек. Как там хорошо! На могилках у всех наших кто-то посадил чудные цветы, даже орхидеи на могилке у Яши. С кладбища мы с Зиной пошли в бор – там встретили Васю и Лену Ждановых. Как всё осталось в памяти. Это потому, что спал хорошо и проснулся сам, никто не тревожил, и настроение хорошее».
В 1937 или 38 гг. его вторично арестовали. Евдокия Ивановна поехала с ним на правах осуждённой. Дорога в Казахстан была настолько тяжела, что один он не выжил бы. Но скоро их вернули обратно в Ленинакан. В 1949 г. его навестила племянница Ольга с дочерью Еленой, по воспоминаниям которой Николай Петрович чувствовал себя очень одиноким и был чрезвычайно рад их приезду. В одном из последних писем Ольге он писал: «Я, слава Богу, двигаюсь, работаю, хорошо сплю и отменно кушаю. Не хватает за всё это семейных, тихих, дружных, родных минут и воспоминаний о том, что было в нашей родной семье, в кругу уважающих всех нас людей». При посещении Москвы в 1950 г. он общался со многими родственниками. Он уже плохо видел, и, помню, перед отъездом, пользуясь лупой, составлял список детей его племянников и радостно восклицал: «Сколько же у меня внуков!».
Последний его приезд состоялся в конце августа 1951 г. Он был тяжело болен (рак желудка), умер 13 сентября и похоронен на Рогожском кладбище в Москве. Поминки были скромными, но многолюдными. К сожалению, стол для детей был накрыт в другой комнате, и я не слышала, что говорили о нём взрослые. Иначе, уже тогда, а не в 1990-х гг., я поняла бы, с кем мы простились навсегда. Ранее я знала, что он был сослан в Ленинакан, но никто не говорил мне, что этому предшествовал такой тяжёлый судебный процесс.
Поплавский В.Ф. был вторично арестован в сентябре 1937 г. в г. Серпухове Московской обл. Тогда он работал начальником аппретурно отделочного цеха на Серпуховской тонкосуконной фабрике. В начале 1938 г. он находился в больнице Бутырской тюрьмы, где дети, Ирина и Виктор, несколько раз имели с ним свидание. Его жену, Анелию Антоновну, арестовали в октябре 1937г. В 1943 г. она умерла в ГУЛАГе. Все попытки их детей узнать через прокуратуру что-либо ещё о родителях оказались безуспешными.
О Рупасове Н.А. С января 1925 г. руководство КТТ принял 28-летний Рупасов Никита Алексеевич – человек высоких моральных качеств и способностей, высокой культуры, широкого кругозора, прекрасный организатор и руководитель, специалист в текстильном деле. Он был честен и порядочен в делах и в общении с людьми, обладал высокоразвитым чувством долга, был уважаем и любим сослуживцами. Смело и с достоинством он пытался поддержать и защитить своих арестованных коллег! Такой портрет складывается по прочтении его докладов, ответов следователям на допросах и отзывов о нём сослуживцев. Честный коммунист, член ВКП(б), веривший в светлое будущее. В 1917 – 22 гг. он был на военной и партийной работе, в 24 г. окончил ВУЗ в Свердловске. Сколько бы он мог принести пользы обществу, если бы ...Огромная роль Рупасова Н.А. в становлении работы КТТ несомненна. В 1925 – 27 гг. он находился в командировках более 500 дней, используя все свои организаторские способности и личное обаяние, чтобы договариваться с поставщиками сырья, и в поисках рынков сбыта. Рупасова Н.А. вторично арестовали в 1937 г.
О пересмотре дела.
Дети Поплавского, Ирина и Виктор, 13.06.56 г. подали заявление Военному прокурору с просьбой пересмотреть дело их родителей, реабилитировать их посмертно и снять позорное пятно врага народа. «С этим пятном нам многое пришлось перенести и перетерпеть, оставшись неучами и безродными». В связи с поступившей просьбой следственный отдел Управления КГБ по Калужской обл. рассмотрел уголовное дело Соколовых Д.И. и В.Д., Полежаева Н.П. и Поплавского В.Ф. Адресный поиск 78 свидетелей, проходивших по делу в 1928 г., позволил разыскать лишь 4 из них: Гришина И.Ф., Родионова И.Р., Фаддеева П.С. Акимова А.А. Ничего конкретного о вредительской деятельности руководящих работников КТТ, осуждённых в 1929 г., они сказать не могли. Вывод: «Учитывая, что Соколов Д.И. и др. (4 фамилии) были осуждены без достаточных оснований, настоящее дело направить прокурору Калужской обл. для вынесения протеста на решение от 18.01.29 г. об осуждении перечисленных лиц и прекратить на них дело за недоказанностью обвинения».
Однако прокуратура Калужской обл. 05.04.58 г. вынесла следующее постановление: «Состав совершённого преступления упомянутой группой лиц установлен и доказан. Выносить протест на переквалификацию состава преступления считаю нецелесообразным. А потому жалобу Поплавских оставить без удовлетворения, а дело возвратить в архив».
Лишь 45 лет спустя 30.01.2003 г. прокуратура Калужской обл. на основании материалов того же дела вынесла заключение о реабилитации. «На предварительном следствии перечисленные выше лица виновными себя не признали. В показаниях большого числа свидетелей, допрошенных по данному делу, объективные доказательства их вредительской деятельности отсутствуют. Также к делу приобщены документы, из которых видно, что Соколов В.Д. и Полежаев Н.П. вносили рационализаторские предложения, направленные на удешевление производства и улучшение качества производимой продукции. Вина Соколова Д.И. и др. в инкриминируемом им деле не доказана. Исходя из вышеизложенного и на основании ст.ст. 3 и 8 Закона РФ от 18.10.1991 «О реабилитации жертв политических репрессий» Соколов Д.И., Соколов В.Д., Полежаев Н.П. и Поплавский В.Ф. признаются необоснованно осуждёнными и подлежащими реабилитации».
*Аббревиатуры, принятые по тексту:
ВСНХ – Всероссийский совет народного хозяйства,
ВТС – Высший технический совет,
Гитдом – Городской исправительный тюремный дом,
Главтекстиль – Главное (управление) текстильной промышленности,
ГРКИ – Губернская рабоче-крестьянская инспекция,
КГО ОГПУ (Кал. ГО ОГПУ) – Калужский городской отдел объединённого главного политического управления,
КГСНХ – Калужский губернский совет народного хозяйства,
КТТ – Калужский текстильный трест,
ОГПУ – Объединённое главное политическое управление,
ЭКО – Экономический отдел, ЭКУ – Экономическое управление.
Боровская газета «За коммуну» регулярно проводила собственные расследования вредительства на всех предприятиях района. Так, спустя 5 лет после дела руководителей текстильных фабрик, в 1933 году, газета «За коммуну» выявила злоупотребления «классовых врагов спецов-вредителей» на фабрике «Красная Заря» и потребовала суровой кары классовым врагам Манегину, Гольдину и Ко. На той же странице газета в унисон поместила сообщение «От коллегии ОГПУ» о приговоре группе вредителей выходцев из буржуазных и помещичьих классов: кому расстрел, кому тюрьма.
Позже, в 1937 году, «классовый враг» Гольдин был арестован и осуждён «тройкой» НКВД на 10 лет ИТЛ. ему вменили «а/с деятельность, связь с бывшими кулаками,…группировал вокруг себя отсталую часть населения, среди которой проводил к-р деятельность». Он умер, согласно справке, 7 июня 1941 года в ГУЛАГе. Манегин также в 1938 году был осуждён на 10 лет лишения свободы.